Книга Вот я, страница 154 – Джонатан Сафран Фоер

— С фотографической памятью?

— Такого в реальности не бывает. Но я очень любил Гомера. — Он медленно опустился на одно колено. — Привет, Аргус. — Он обхватил ладонями морду Аргуса и посмотрел ему в глаза. — Не самое мое любимое выражение, — сказал он, не отводя глаз. — Усыпить. Я предпочитаю говорить "отпустить".

— Я тоже, — сказал Джейкоб, испытывая небывалую признательность.

— Тебе больно, Аргус?

— Он очень часто скулит, иногда всю ночь напролет. И ему трудно вставать и садиться.

— Нехорошо.

— Это с ним уже довольно давно, но в последние полгода стало хуже. Он почти ничего не ест. И у него недержание.

— Все это очень неважные известия.

"Известия". Впервые после землетрясения Джейкоб услышал это слово не о Ближнем Востоке.

— Наш ветеринар в округе Колумбия давал ему пару месяцев, но прошло уже почти полгода.

— Ты у нас борец, — сказал Аргусу ветеринар. — Борец, да?

Джейкобу все это не нравилось. Ему не хотелось думать, что Аргус борется за жизнь, которую у него сейчас отнимут. И хотя он понимал, что Аргус борется со старостью и болезнью, здесь собрались трое: Аргус, Джейкоб и ветеринар, который исполнит желание Джейкоба в ущерб желанию Аргуса. Но на самом деле все не так просто. Джейкоб это понимал. Но он также понимал, что в каком-то смысле все именно предельно просто. Нет способа сказать собаке: жаль, что мы живем в этом мире, но другого места для жизни нет. Или, может, нет способа этого не сказать.

Ветеринар еще несколько мгновений смотрел Аргусу в глаза, теперь уже молча.

— Что вы думаете? — спросил Джейкоб.

— Что я думаю?

— Обо всем этом?

— Я думаю, что вы знаете свою собаку лучше, чем кто бы то ни было, и уж конечно лучше, чем старик ветеринар, который знаком с ней всего пять минут.

— Угу, — сказал Джейкоб.

— По моему опыту, а опыт у меня немалый, люди понимают, когда приходит пора.

— Не представляю, чтобы когда-нибудь мог это понять. Но это ведь больше говорит обо мне, чем о состоянии Аргуса.

— Возможно.

— Я чувствую, что пора. Но я не знаю, что пора.

— Ладно, — сказал ветеринар, вставая. — Ладно.

Он взял шприц из стеклянной банки на стойке — рядом с вазой с лакомствами — и вынул из шкафчика маленький флакончик.

— Процедура очень простая, и могу вас заверить, что Аргус не почувствует и не испугается никакой боли, кроме самого укола шприца, но от этого я хорошо умею отвлекать. Через пару секунд он потеряет сознание. Должен предупредить, что сам момент смерти может быть неприятен. Обычно они как будто засыпают, и большинство владельцев говорят, что животное вроде бы испытывает облегчение. Но все собаки разные. Нередко у собаки опорожняется кишечник или закатываются глаза. Иногда бывают судороги. Это все абсолютно нормально и не значит, что Аргус что-то почувствует. Для Аргуса это будет как уснуть.

— Хорошо, — сказал Джейкоб, но подумал: Я не хочу, чтобы так было. Я не готов. Этому нельзя случиться. Он уже дважды такое чувствовал: когда держал Сэма, а врач пришивал ему пальцы, и за мгновение до того, как они с Джулией сказали детям, что расходятся. Это было чувство нежелания жить в этом мире, даже если мир — единственное место для жизни.

— Лучше всего, если Аргус ляжет на пол. Может, вы сумеете положить его голову вам на колени. Чтобы ему было спокойнее.

Он говорил и наполнял шприц, держа его так, чтобы Аргус не видел. Аргус тут же лег, словно понял, чего от него хотят, а может, и зачем. Все происходило быстро, и Джейкоб не мог унять панику оттого, что еще не готов. Он усыпительно почесал Аргусу брюшко, как учили на их единственном уроке дрессировки, но пес не засыпал.

— Аргус уже старый, — сказал Джейкоб. Говорить это было незачем, только чтобы потянуть время.

— Старичок, — сказал ветеринар. — Наверное, поэтому мы с ним так хорошо поладили. Постарайтесь, чтобы он смотрел на вас.

— Еще секунду, — сказал Джейкоб, гладя бок Аргуса по всей длине, пробегая пальцами по ребрам и впадинам между ними. — Я не знал, что все будет так быстро.

— Хотите, я оставлю вас вдвоем еще на несколько минут?

— Что будет с телом?

— Если у вас нет других планов, мы его кремируем.

— А какие могут быть другие планы?

— Похоронить.

— Нет.

— Тогда кремируем.

— Сразу?

— Что?

— Вы его сразу кремируете?

— Мы кремируем два раза в неделю. Печь примерно в двадцати минутах отсюда.

Аргус тихонько заскулил, и Джейкоб сказал ему:

— Молодец, ты мой хороший. — Потом спросил ветеринара: — И где мы в этом графике?

— Не уверен, что понял вас.

— Я знаю, это не важно, но мне бы не хотелось, чтобы тело Аргуса лежало здесь еще четыре дня.

Сидят ли люди шмиру по собакам? Никто не должен оставаться один.

— Сегодня четверг, — сказал ветеринар. — Так что можно сегодня во второй половине дня.

— Хорошо, — сказал Джейкоб. — Так мне легче.

— Хотите побыть с ним еще несколько минут? Мне не сложно.

— Нет, все в порядке.

— Я прижму Аргусу вену, чтобы точно ввести иглу. Вы можете его придерживать. Через несколько минут Аргус станет дышать глубже, а потом как бы уснет.

Джейкоба раздражало, что ветеринар все время повторяет кличку Аргуса, словно избегая говорить "он", "ему". Это казалось жестоким, постоянно напоминало, что Аргус — личность и что это Джейкоб дал ему имя.

— Аргус ничего не будет чувствовать, но может еще какое-то время продолжать дышать. Почему-то чем старше собака, тем дольше она дышит без сознания.

— Интересно, — сказал Джейкоб, и сразу, как только последний слог сорвался с языка, раздражение на ветеринара, все время звавшего Аргуса по имени, превратилось в злость на самого себя: злость, которую он скрывал, нередко обращая на кого-то другого, но которая вечно была с ним. Интересно. Какая глупость это говорить в такой момент. Какое ненужное, пошлое, подлое замечание. Интересно. Весь день ему было страшно и грустно, и чувство вины одолевало за то, что он не мог помочь Аргусу прожить подольше, и в то же время он гордился, что помог ему так долго протянуть, но теперь, когда час настал, он испытывал только злобу.

— Вы готовы его отпустить? — спросил ветеринар.

— Извините. Еще нет.

— Конечно.

— Ты молодец, — сказал Джейкоб, оттягивая кожу у Аргуса между лопаток: Аргусу всегда это нравилось.

Видимо, Джейкоб просительно взглянул на ветеринара, потому что тот повторил: