Книга Вот я, страница 80 – Джонатан Сафран Фоер

— Но это звонил Барак из другой комнаты — спрашивал, можно ли взять планшет.

— А что с твоим?

— Нам надо два.

Тамир дал отбой.

— Это не израильская катастрофа, а региональная, — подвел черту Джейкоб. — Геологическая, а не политическая.

— Все связано с политикой, — возразил Тамир.

— Но это — нет.

— Подожди пару минут.

— И если бы вы не так сильно хотели услышать название своей страны, может быть, его было бы чуть легче произнести.

— А…

— Что?

— Мы сами виноваты.

— Я не так сказал.

— А могу я спросить тебя, — продолжил Тамир, — кто эти вы? Когда ты говоришь "если бы вы чуть менее настойчиво хотели", это вот кто — вы?

— Вы.

— Например, я, Тамир?

— Да. Израильтяне.

— Израильтяне. Ладно. Я хотел убедиться, что ты не имел в виду евреев.

— Ну хватит, это было официальное заявление, он просто был осторожен.

— Но ведь это же не политика.

— Вот он и не хотел примешивать политику.

— Ну что, какой план? — спросила, входя в комнату, Джулия.

— Дамбартон-Оукс, — ответил Джейкоб.

— Джулия, — сказал Тамир, поворачиваясь к ней, — позволь кое-что у тебя спросить. Если, к примеру, твой друг пострадал, ты думаешь, надо осторожничать?

— Теоретически?

— Нет, в жизни.

— А как пострадал?

— Серьезно пострадал.

— Не знаю, кажется, у меня никто из друзей серьезно не страдал.

— Ну представь.

— Теоретически? Да, я бы осторожничала. Если бы это было необходимо.

— А ты? — спросил Тамир Джейкоба.

— Конечно, я был бы осторожен.

— Мы разные в этом смысле.

— Ты безрассудный?

— Я верный.

— Верность не предполагает безрассудства, — сказала Джулия, будто бы принимая сторону Джейкоб, чего ей вовсе не хотелось, тем более она не знала, о чем речь.

— Предполагает.

— И никому не нужна верность, которая лишь ухудшает дело, — сказал Джейкоб, показывая Джулии: он рад, что она снова за него.

— Если только ситуация не ухудшается в любом случае. Твой отец бы со мной согласился.

— Что доказывает разумность моей позиции.

На это Тамир рассмеялся. И с его смехом накалившаяся атмосфера остыла вполовину, давление спало.

— Где лучшее суши в Вашингтоне? — спросил Тамир.

— Не знаю, — ответил Джейкоб, — но я знаю, что оно не дотягивает до худших израильских, которое лучше, чем лучшее суши в Японии.

— Я, пожалуй, останусь дома, а вы, ребята, поезжайте без меня, — сказала Джулия. — Мне кое-что надо доделать.

— Это что, например? — спросил Тамир так, как только израильтяне могут спросить.

— Ну, для бар-мицвы.

— Я думал, ее не будет.

Джулия бросила взгляд на Джейкоба:

— Ты ему сказал, что бар-мицвы не будет?

— Я не говорил.

— Не ври жене, — сказал Тамир.

— Зачем ты это повторяешь?

— А он повторяет? — спросила Джулия.

— Ты не видишь, — сказал Джейкоб Джулии, — но он меня сейчас толкает. Чтоб ты знала.

Еще раз незримо толкнув Джейкоба, Тамир продолжил:

— Ты мне сказал, что из-за смерти Исаака, землетрясения и того, что произошло между тобой и Джулией…

— Я ничего не говорил, — поспешил заверить Джейкоб.

— Не ври жене, Джейкоб.

— Что, про Марка? — спросила Джулия. — А сказал ты ему про телефон?

— Все это сейчас ему впервые сообщила ты.

— И это вообще не мое дело, — сказал Тамир.

Обращаясь только к Джулии, Джейкоб сказал:

— Я сказал ему только, что мы обсуждали, какие внести изменения в свете, ну, ты понимаешь, всего.

— Изменения во что? — спросил Сэм.

"Как только дети это умеют?" — подумал Джейкоб. Не только бесшумно появиться в комнате, но появиться в самый неудобный момент.

— В твою бар-мицву, — сказал Макс. А он-то откуда взялся?

— Мы с мамой обсуждали, как не промахнуться с бар-мицвой, чтобы никого не обидеть в контексте, ну, ты понял.

— Землетрясения?

— Какого землетрясения? — спросил Бенджи, не отрываясь от лабиринта, который рисовал. Неужели он все время был в комнате?

— И дедушки, — сказал Джейкоб.

— И я, и папа…

— Говори просто мы, — попросил Сэм.

— В общем, мы не думаем, что рок-группа будет к месту, — сказал Джейкоб, решив представлять сторону родителей в разговоре, чтобы показать Джулии: он тоже не боится сообщать неприятные новости.

— И ладно, — сказал Сэм. — Они все равно адские говнари.

Слишком непросто вести продуктивный диалог с тринадцатилетним мальчиком, когда каждый невзначай затронутый предмет превращается в Окончательный Разговор, требующий оборонительных систем и контратак в ответ на атаки, которых не было. Безобидное замечание, что у него в обычае забывать всякие мелочи в карманах вещей, брошенных в стирку, заканчивается обвинением родителей в том, что его рост находится в двадцать восьмом центиле, отчего хочется совершить самоубийство на "Ютубе".

— Успели стать говнарями, — констатировал Джейкоб.

Все так же не отрываясь от лабиринта, Бенджи сказал:

— Мама запарковала машину, и неправильно, так что я поднял ее и поставил как надо.

— Спасибо тебе за это, — сказала Джулия Бенджи, а затем обратилась к Сэму:

— Можно и поизящнее слово выбрать.

— Господи Иисусе! — воскликнул Сэм. — Я больше не имею права на свое мнение?

— Стоп, стоп, минуту, — сказал Джейкоб. — Ты же их выбрал, не мама. Не я. А ты. Ты просмотрел видео с десятка групп, и это ты решил, что на твоей бар-мицве будет играть "Электрическая бригада".

— Они были наименее жалкими из трех абсолютно жалких вариантов, и я выбрал их под давлением. Это не то же самое, что быть фанатом.

— Под каким давлением?

— Под тем давлением, что меня принуждали совершать бар-мицву, хотя вы знали, что я считаю все это фуфло полным фуфлом.

Джейкоб попытался заместить Джулию в роли родителя, порицающего плохие слова: