Книга Сущность зла, страница 81 – Лука Д'Андреа

— Зачем?

— По двум причинам. Если бы подземные течения вынесли труп на поверхность, я не хотел, чтобы его опознали. Мерзавец не заслуживал имени на могильной плите. А еще я хотел оставить себе вещь, которая напоминала бы мне о ярости, какую испытывал я в тот момент. Известное дело: рано или поздно ярость проходит. А я хотел, чтобы она навсегда оставалась живой. Когда я чувствую, что она слабеет, поднимаюсь на чердак, открываю шкатулку и гляжу в глаза этому сукину сыну. Ярость возвращается, а вместе с ней — ощущение, какое я испытал, сталкивая Грюнвальда в пещеры. Я ощутил тогда, что вершу правосудие.

— Правосудие Отцов.

— Когда мы вышли на воздух, взгляд у Ханнеса уже стал отсутствующим, а Гюнтер дрожал как осиновый лист. — Вернер скрестил руки на груди и поднял глаза к потолку. — Годы спустя… незадолго до того, как он разбился на машине, я встретил Гюнтера: он был пьян в стельку.

— Здесь, в Зибенхохе?

Вернер покачал головой:

— Нет. В Клесе, где я тогда жил. Он хотел облегчить душу. Проклинал все на свете, бил себя связкой ключей. До крови. Как сумасшедший. Гюнтер последним вышел из жерла пещеры и говорил, что, когда мы уже отошли подальше, он слышал голоса, женские голоса. Они звали на помощь. Хором, он так и сказал: хором.

— Господи…

— Той ночью мы все будто с ума посходили.

— А что с девочкой?

Несмотря на свидетельство о рождении и фотографии, я не решался назвать ее по имени.

— Мы нашли укрытие, хотя и жалкое. Развели костер. Баюкали ее по очереди. Она проголодалась. У нас для нее нашлась только вода с сахаром. Ее бы следовало показать врачу, но буря не утихала, обрушивала на нас удар за ударом.

Вернер забарабанил пальцами по столу.

— Настоящая бомбардировка: ливень, молнии, гром. Это длилось целую вечность. И целую вечность я думал.

— О чем?

— О девочке. Она родилась в Австрии, после того как Курт и Эви перебрались туда, но в Зибенхохе они никому не говорили о ребенке…

— Они не были женаты.

— Именно. Курт боялся реакции отца. Маркус знал о девочке, но Маркус погиб, пытаясь убежать от безумца, которого мы только что сбросили в пещеры. Кому доверить ребенка? Было два варианта. Семья Курта и мать Эви.

— Алкоголичка.

— Именно.

— И не было другой родни?

— Был еще отец Эви, но где его искать? А главное, доверил бы ты ребенка мужчине, который бросил жену, сделав из нее вечно пьяную шлюху? К тому же он был склонен к насилию.

Я кивнул:

— Тогда ты решил оставить ее у себя.

— Нет. Я решил, что помогу Ханнесу добиться опеки. Подумал, что Гюнтер мог бы подключить своего брата Манфреда…

— Почему — Манфреда?

— Манфред знал, как найти подход к бюрократам, и к тому времени уже имел связи среди политиков. Все это могло сослужить нам службу. Риск был, но… словом, к такому решению я пришел той ночью. Потом мы вернулись. Было темно, холодно. Зибенхох оказался отрезан от мира. Мы препоручили Ханнеса заботам Хелены: гибель Курта сломила обоих. Но я и представить себе не мог, что сотворит Ханнес через пару часов… — Вздох. — Несколько дней я держал девочку у себя. Макс и Гюнтер были холостыми парнями, только у меня была жена, понимаешь?

— Ты принес ребенка домой.

— Герта… видел бы ты ее лицо. Она была напугана, просто в ужасе, злилась на меня за то, что я рисковал жизнью, но, увидев девочку, стала совсем другой. Взяла ее на руки, поменяла пеленки, искупала, накормила, а когда Аннелизе уснула, заставила меня все рассказать.

— И о пещере тоже?

— Она сказала, что мы приняли правильное решение.

Я услышал, как где-то закаркал ворон.

Дрова в камине прогорели, превратились в угли.

— Той ночью Ханнес убил Хелену, его нашли оцепеневшим, все еще с ружьем в руках. Мне об этом сообщил Макс. Стремглав полетел ко мне домой, чуть дверь не вышиб. Скоро дороги расчистят, Ханнеса арестуют, а девочку препоручат социальным службам.

— И тогда ты решил оставить ее у себя?

— Мы все вместе так решили. Макс, Гюнтер, Герта и я.

— По какому праву?

— Девочка не заслуживала того, чтобы расти в приюте. Этого никто не заслуживает.

Вернер разволновался, даже, кажется, рассердился.

— Мы вырастили ее, окружив любовью, которой Эви и Курт уже не могли ей дать. Потому что кто-то, — он почти кричал, — решил сделать так, чтобы они не смогли подарить любовь своей дочери. Изрубив их в куски! В куски!

Он схватил рукоятку топора и швырнул ее на пол.

— И все-таки это означало похищение. Похищение несовершеннолетней.

— Думай что хочешь, Джереми. Но постарайся увидеть вещи так, как мы их тогда видели.

— И что вы предприняли?

— Нужно было замести следы. Мы вернулись на Блеттербах. Обшарили всю поляну в поисках того, что могло бы навести полицейских на мысль о существовании Аннелизе. Нашли куклу, соску. Все унесли с собой. Унесли и то, что оставалось от топора. Боялись, что полицейские обнаружат отпечатки пальцев и все пойдет прахом.

Я вспомнил результаты криминологической экспертизы, которые показывал мне Макс.

— Напрасный труд.

— Теперь мы это знаем, но тогда? Мы вернулись в деревню как раз вовремя: скреперы отрядов гражданской обороны уже с триумфом катили по шоссе.

— Аннелизе…

— Все время, пока длилось предварительное следствие, я просидел дома взаперти. За покупками ездил в Тренто: боялся, что кто-нибудь из односельчан увидит меня с полной корзинкой подгузников и смесей для новорожденных. Мне всюду мерещились полицейские, готовые арестовать меня. Я страшился своей тени. Едва следствие объявили закрытым, как мы с Гертой и Аннелизе уехали. Среди ночи я погрузил вещи в машину, и мы умчались прочь.

— В Клес?

— Так все думают. Но нет. Это было бы неосмотрительно. Нам помог Манфред. Да, Манфред тоже знает. У него есть в Мерано небольшая квартира. Достаточно далеко, чтобы нас там никто не узнал. Мы скрывались там почти год. Манфред и Макс раздобыли фальшивые документы. Они не сказали, как им это удалось, а я и не спрашивал. Но им удалось. Все сработало. Только тогда мы переехали в Клес.

Вернер закурил. Он побледнел, глубокие морщины прорезали лоб.

История близилась к концу.

— Макс и Гюнтер тем временем распространяли слухи. Герта ждет ребенка, беременность проходит тяжело, жене требуется уход, и мне пришлось оставить Спасательную службу: ребенок не должен расти сиротой. Время шло, и люди начали о нас забывать. Когда мы приехали в деревню немного отдохнуть, все называли Аннелизе по имени, будто знали ее всю жизнь. — Вернер пожал плечами. — Слухами земля полнится. Но ты должен узнать еще одно.