Онлайн книга «Гулящие люди»
|
– Гляньте, отцы, то безотменно деля лихих дел ходит дьяк и наймует подсудных попов! – Нужное, бате, нам то? Да, може, он ставленников ищет, хощет попам дать работу… – То истинно! Поживиться на поповский доход хощет. – И не дьяк он, батька, что в котыге да с батогом будто дьяк, а глянь под котыгой на кушаке что… – А что? – Чернильница, песочница да каптурги [50] с рукописаньем, то подьячий [51], може, он судного приказу судейской ярыга. Кто-то в толпе степенных попов бубнит: – Не суди, не судим будеши… Яко да воссудят тя нечестивые судилища, аще да уподобишься куче наво-о-зной! – Хмельных среди нас нет, а вот, отец, испил-таки! – Плюнем! – Не едино ли нам – дьяк ли, ярыга ли? В толпе пьяных попов у моста ходит степенно курчавый подьячий в синей котыге, с дьяческим посохом и в дьячей шапке с опушкой из бурой лисицы, по тулье шапки канитель золотная с малым жемчугом. – Ну, отцы духовные, здравствую! – Здравствуем тебе, блазнитель наш! – Уговор помните? – Какой уговор? В пьяной главе все молитвы истлели! – Сыскали, нет ли деля меня попов подсудных? – Сыщутся! Только до тюрьмы нам мала охота. – Иными-таки граблено, да маловато, авось Бог пронесет! – Я по своей службе, опрично других дьяков и не судного приказу! – Ты это насчет грамоток? Чли, дьяче, твои грамотки о государевых пирах – ладно едят патриарх с боярами! – Сытно! – Эй, поп Калина-а! Сюды-ы! – Чого? А-а, подьячий! – Бурый поп с медным крестом лезет к подьячему. – Угощаешь? – Подсудной? – Такое имеется за Калиной – по разбойному делу зван! – Иные с тобой есть? – Есть! Вон те семеро – все по суду везены к Москве. – Идем в кабак! – Дьяче! Нас пошто не зовешь? – Кого надо сыскал – вы лишние! – Скупой бес! – Лихое дело, знать, замыслил! – Рясы-то подогните, кресты попрячьте, а то с кабака вон пого-ня-ат! Девятеро с подьячим, попы сидят в царевом кабаке, в кружечной избе. Подьячий угощает. Разговор тихий, похожий на сговор по-тонку. – Ты, Калина, их поведешь… знайте! Патриарх нынче патриаршу палату перестроил – горница с крыльца первая, холодные сени… вторая – теплые сени… В патриаршей палате на рундуках со ступенями лавки, полавочники – бархат зелен, четыре окна – на подоконках бархат золотной, – хватит вам на кунтуши! – Оно бы ладно, да стрельцы там патриарши с секирами… – Стрельцы до едина в разброде, дети боярские угнаны к государю в сеунчах говорить, патриарший боярин – и тот в отлучке, в патриарших хоромах двое: любимой патриарш дьякон Иван да келейник, а кой тот келейник – не доглядел я… – И доглядывать его нече! Лишь бы на стрельцов не пасть… – Я иду с вами, а пошто мне под беду голову клонить – сказываю правду, сказке моей верьте… стрелецкие дозоры от палат уведены, стрельцы все у ворот в Кремль. Слух шел, что болесть объявилась худая [52], так от лишних прохожих в Кремль ворота пасут… Попов караулы не держат – колико скажете: «Идем к патриарху чествовать былое новоселье!» – В твоих грамотах чли, дьяче, о патриаршем новоселье, сытно едят попы, кои царю близки… – Эй, молодший! Дай-кось еще кувшинчик в подспорье к вечере праведной! – И еще пием, братие, за здравие дьяка государева-а! – Тише с гласом своим! – Имечко твое скажи, дьяче… чтоб… ну хоша ба за обедней помянуть… – Имя рцы! Коли-ко вздернут на дыбу, то язык чтоб молыл правду-у! – Струсили, попики? – Нам чего терять? Спали под Спасским мостом, будем спать в тюрьме на полатях… голодно, да тепляе! – На патриарха идти готовы… Никон – пес цепной! Попов малограмотных указует гнать взашей… венечные деньги давать-де епископам без утайки… утаил грош – правеж! – батоги по голенищам. – Вдовых попов от службы в монастырь гонит – служить нельзя… И монаху из попов до семи годов служить не указует… – Сами дошли, что идти к патриарху надо… чего боитесь? Бояре будут вам потатчики, многие злобятся на Никона… еще то – что заберете из его рухляди, тащите в стенные печуры, теи печуры, кои заделаны кирпичом, инде щелок варили, в иных кузнецы ковали, нынче они закинуты, а двери есть… те, что с севера… – Вот то ладно! Не в ворота – в печурах разберемся, ино что припрячем. – Когда идти, дьяче? Долго не тяни. – Знак дам, выйду к Спасскому, колпак сниму да помолюсь на ворота, и вы годя мало за мной поодиночке, сбор на Ивановой. – Добро! – Вы в палате хозяйничайте, я же патриарши кельи пошарпаю. – Щучий нос тину чует – там поди деньги? – Деньги? Патриарша казна в патриаршей палате за рундуком, у алтаря в кованой скрине… – Истинной ты, дьяче, грабежник! – Веди со святыми биться. – Я так не иду, пущай скажет имя! – Да, имя, оно ты скажи! – Имя Анкудим! Был купцом, утаил государев акциз, бит кнутом на Ивановой… именье в продаже на государя. Шибся в чернцы в Иверский-Святозерский. Сошел с чернцов, а нынче в дьяках сижу… – Приказ именуй – приказ! – В Посольском приказе [53]… – Добро! Не страшно нам, коли такая парсуна идет с распопами. – Только уговор – кроме нас, никому же слова об этом. – Первый раз, что ли, по грабежу идем? Пьяницы мы, да язык на месте… – Мы никому же послушны, на пытке бывали – молчали. – Ну, братие, решеточные сторожа шевелятся. – Ворота скрипят! – Благослови, дьяче, расходимся и богоявления твоего ждем! Подьячий пошел в сторону, подумав, вернулся: |