Онлайн книга «Гулящие люди»
|
– Никон, братие, повелел кремлевские ворота запереть! – То ведомо! Не Никон, боярин Волынской да Бутурлин [96]… – Те бояре Никоново слово сполняют… они городом и слободами ведают по Никонову решению! – Ишь ты, антихрист! – В Кремле, братие, укрыта святыня, срачица Христова, присланная в дар великому государю Михаилу Федоровичу от шаха перского. – То ведомо! – И нынче, братие, болеет народ, а срачица Христова в Успенском соборе сокрыта, и туда люду болящему пути нет! – Сломать ворота в Кремль! – То своевольство! Бояр просить, Артемья боярина да Бутурлина. – Поди-ка, они те отопрут! – Они те стрельцов нарядят да бердышем в шею! – А что я не впусте сказываю об исцелении от той срачицы Господней, так вот она, древняя баба, и еще есть, кто про то скажет… – Говори, старица! Впереди толпы вышли двое: молодая девка, кривая, и старуха в черном. Девка заговорила, слегка картавя: – С Углича я, посадского [97] человека Фирсова дочь, Яковлева, девица я, Федорой зовусь, и еще со мной старица Анисья. Не видела я, Федора, одним глазом десять лет и другим глазом видела только тень человеческую, а старица Анисья не видела очами десять же лет и в лонешнем году… – Ты кратче молви, кратче! – Обе мы в лонешнем году, на седьмой неделе, после велика дни, обвещались прийти к Москве в соборную церковь Пречистые Богородицы к ризе Господней, и мне, Федоре, от того стало одному глазу легше, а старица… – Была одноглаза – кривой осталась! – Высунь, батя, иного, кой скажет кратче! – Вон он, говори, сыне! Вышел бойкий русоволосый мужик малого роста, без шапки, заговорил, кланяясь перед собой: – Я Новгородского уезду, государевы дворцовые Вытегорские волости… – Кратче! Время поздает. – Крестьянин Исак Никитин! Был немочен черною болезнью четыре года, кои минули от рожоства Ивана Предотечи, учинилось мне на лесу, как пахал пашню, и мало тут меня бил нечистый дух… – Ты и теперь худо запашист! – Чего зубоскалите? – В огонь меня не единожды бросало – вишь, руки опалены… гляди, православные! – Впрямь так! – Верим, говори! – Ходил я, православные, ко Пречистой в Печорской монастырь, и там мне милости Божией не учинилось… И после того учинилась весть в великом Новеграде, что на Москве есть от ризы Христовы милость Божия, и я пошел в Москву полугодье тому назад, и пели молебен в храме Успения, и я исцелился, перестало бить! – Вот, вишь, исцелился! – И нынче исцелимся от срачицы той… – Ворота в Кремль сломать! Сенька сказал: – Лгет мужик! Дайте пройти, крещеные. – Пошто лгет? Ты, боярской кафтан! – Дайте пройти! – Нет, ты скажи, пошто лгет? – Не имай за ворот! – А за што тебя брать? – Лгет оттого, что в Киеве не помогло, а в Москве исцелился – не едина ли благодать Господня, ежели она есть? – Нет, не едина! Кремль вы, боярские прихвостни, заперли. – Нам подавай ход к Успению! – Он, робята, гляди, не один – черницу с собой волокет! – Правда! – Эй, черной шлык! Бога молите, а бес в боярском кафтане на вороту виснет. Кто-то дернул боярыню по чернецкому куколю. Куколь соскочил на спину, под ним заблестел повойник, шитый золотом с жемчугами. Пропойца поп, седой и грязный, заорал, указывая на Малку: – Вишь, крещеные, для че надобны боярам чернецкие ризы! Для глума… – Да штоб людей зреть, а себя не казать! – Кончай с молодшим! – сказал кто-то в толпе. Из толпы выдвинулся низкорослый широкоплечий парень в валяной шапчонке, в епанче замаранной, шагнул к Сеньке, подскочив, ножом ударил его между лопаток. Нож прорезал кафтан, скользнул и согнулся. Сенька вполоборота наотмашь мелькнул шестопером, хрястнуло по черепу. Парень упал навзничь, засучил ногами, также дрыгала правая рука, блестел в ней нож с загнутым вбок концом. – Убил? – Убил Демидка, шиш боярской! Сенька, подхватив боярыню на левую руку, махая правой, сверкая шестопером, гнал на стороны толпу. – Чего зрим? Бей его, робята! В толпе появился еще поп, такой же потрепанный, как и тот, что ораторствовал, крикнул: – Пасись народ! Этот убил Калину, он патриарший служка! – У патриарха, браты, бес из Иверского привезен! – Ну-у?! – Правду сказываю! Никон его в рукомойнике закрестил. – То Иоанн Новгороцкой! [98] – Никон тоже… сказываю… Сенька унес боярыню в Боровицкие ворота. Из караульного дома вышел навстречу им решеточный, но, увидав Сеньку, которого знал по приметам, ушел обратно. Сенька, пройдя ворота, хотел опустить боярыню на ноги, но она была в обмороке. Не думая долго, понес ее к дому Зюзина. – Где ты наглядел боярыню, паренек? – спросил ласково боярин, когда Малку слуги унесли наверх. – У Боровицких! Зрю, шумит толпа, с боярыни ободрали чернецкие одежды и того гляди стопчут, а она едва жива… Я ее из толпы унес, а с ней худо… – Так, так, добро. А как звать тебя? – Пошто тебе, боярин? – Как пошто? Такой старатель, да пошто? – Семеном зовусь… – Так, так… А не тебя ли зрел я у святейшего в хлебенной келье? Питие нам разливал… кратеры с медом сдымал? – Я слуга святейшего. – Так, так… угощал боярина с боярыней, да еще послуга нынче, оно все такое дорого стоит, пойдем ко мне, и я угощу! Эй, Архипыч! |