Книга Детство комика. Хочу домой, страница 19 – Юнас Гардель

Томасу везло дважды в жизни. В первый раз — когда он выиграл чугунок в рождественской лотерее Лайонз ^[26]. Во второй раз — когда он попал в передачу «До тринадцати» и говорил с Ульфом Эльфингом.

Он, конечно, написал туда, но никогда не верил, что они позвонят. Такого просто не бывает.

Но вот однажды в среду вечером ему позвонили и сказали, что он участник передачи.

— Привет, Томас! — сказал Ульф Эльфинг.

Томас ничего не ответил, ведь это был не вопрос.

— Где ты живешь?

— В Сэвбюхольме, — ответил Томас, понимая, что надо объяснить, где это.

— А где это?

— Пятнадцать километров к северу от Стокгольма, — прошептала мама Томаса, пихнув его.

— Ай, — сказал Томас. — Пятнадцать километров к северу от Стокгольма.

— Ага, — сказал Ульф Эльфинг, — тебе, наверное, нравится ходить в школу?

— Чего? — спросил Томас.

— Так, так, если тебе одиннадцать лет, то ты, значит, в пятом классе, — продолжал Ульф Эльфинг, — вот здорово!

— Да так себе, — ответил Томас.

— Нет, конечно, учиться трудно, — сказал Ульф Эльфинг, — но с друзьями-то классно!

— Да, — ответил Томас.

— У тебя есть какой-нибудь классный приятель?

Что ему следовало ответить?

— Да, — ответил Томас.

— М-м-м, а что вы делаете вместе?

— Не знаю, — ответил Томас.

— Наверное, всякую всячину?

Томас не ответил.

— Слушай, это классно, — сказал Ульф Эльфинг, — давай теперь выберем вопрос. Какой номер?

Третий раз везло Томасу, еще раз у него почти что был шанс. Такого вообще-то не бывает, но прозвучал сигнал, и Ульф Эльфинг сказал:

— Ой!

И:

— Смотри-ка, тебе повезло.

Томас знал, что это самый главный момент в его жизни.

Но не знал ответа.

Какая самая высокая гора в Европе?

В голове у Томаса тишина.

— Какая самая высокая гора в Европе? — повторил Ульф Эльфинг.

Вопрос-то был даже не сложный. Он был простой и ясный, как воздух в горах. Томас видел перед собой большую красивую гору с искрящейся снегом верхушкой. У подножия — горная хижина и пасущиеся овцы, вершина высоко-высоко в голубых небесах.

— Эверест, — прошептал Томас, заранее зная, что это неправильно.

Его слушало полкласса.

Остаток семестра учительница заставляла их штудировать контурные карты гор Европы.

Если Томаса разбудить среди ночи и показать ему лиловую точку на контурной карте Европы, он закричит: «Монблан, Монблан, Монблан!»

— Ой, как жаль, — утешающим тоном произнес Ульф Эльфинг, — но ты все-таки закажи песню. Какую ты выбираешь?

— «Улетай», — пробормотал Томас.

— Мы ее уже ставим, — сказал Ульф Эльфинг. — Песню заказал Томас Карск, одиннадцать лет, Сэвбюхольм. Пока, Томас.

Это последнее, что Ульф Эльфинг сказал Томасу.

В «До тринадцати» зазвучал новый разговор, а потом еще и еще, а Томас все сидел с телефонной трубкой в руке.

43

Со звонком все несутся к выходу. Почему — понять трудно. На школьном дворе делать абсолютно нечего. Площадка для игры в «ниггер» ^[27] у флагштока, ее тут же оккупируют несколько шестиклассников. Вот и все. Даже нарисованных на асфальте классиков, как на дворе начальной школы в нескольких сотнях метров отсюда, и тех нет.

Большинство просто стоят группками, пока не звенит звонок и не наступает пора возвращаться.

Но они несутся.

Как тупые коровы, как безвольные идиоты. Стучат деревянными сабо по каменному полу.

Деревянные сабо!

Вечно натирают. Их надо разносить. Тогда дерево и кожа принимают форму ноги. Если надеть чужие, натирает во всех местах.

То, что сабо есть у всех, — это само собой. Это как восход и закат, как то, что Олоф Пальме и Гуннар Стренг управляют Швецией. Так было во все времена.

Но ветер перемен все же веет. У Пии, Ли и Эвы-Лены сабо с ручной даларнской ^[28] росписью. Простые черные — это уже не то.

Йенни тоже мечтает о деревянных сабо с даларнской росписью, но у нее нет даже обычных. Ее папа считает, что маленьким девочкам полагается ходить в сандалиях, вот она и ходит.

Сандалии.

Сандалии, немодные брюки, безнадежно уродливая заколка в спутанных волосах и ни намека на грудь.

Йенни щиплет себя за груди, чтоб они росли.

У Леннарта и Стефана сильно изношенные деревянные башмаки. Это круто.

«Манчестеры» с вытертыми полосками — это тоже круто. Они-то у Йенни есть, пусть и всего одни. Красные. Она старается носить их как можно чаще. Однажды Эва-Лена крикнула ей, что она, тошнотина, могла бы и одежду менять иногда, а то уже воняет.

На самом-то деле воняла Эва-Лена — лошадью!

Но Йенни так и не посмела указать ей на это.

Самые крутые носят джинсовые куртки с обрезанными рукавами и бахромой на срезе. На спине либо пришит большой вышитый лейбл, либо что-нибудь написано ручкой.

Например, BLACK SABBATH, или DEEP PURPLE, или ALICE COOPER.

Однажды Эрик заявился в ботинках на платформе. Это последний писк. Вокруг него толпятся одноклассники, а он пытается напустить на себя равнодушие, как будто это вполне естественно и дело вовсе не в ботинках.

Вообще-то они больше подошли бы Пие. Ей все к лицу.

Пия — самая классная девчонка в классе. Даже прыщики у нее классные.

Грудь у нее появилась уже в четвертом классе. Теперь, в шестом, у нее уже настоящие бомбы.

Бомбы. Шары. Дыни.

Йенни щиплет себя за груди, чтоб они росли.

Девочки созревают на два года раньше. Во всяком случае, должны созревать, если у них все в порядке.

Йенни ест шоколад, чтобы на ее смешном плоском детском лице появились прыщи. Она молит Бога, чтобы к ней поскорее пришла половая зрелость и унесла ее с собой.