Онлайн книга «Портфель капитана Румба»
|
Мальчик вскинул ресницы — словно припорошенные сажей. — Я не смог склеить, не хватило куска. Это другая. — Как другая?… Откуда? Он сказал с легкой неохотой, но без задержки: — Из дедушкиной коллекции. — Вот как… Странно это все было. Непонятный ребенок. — Послушай, мальчик, но зачем? И дедушка… Он разрешил тебе? — Он умер. Год назад… Он всю жизнь собирал старые пластинки, да теперь мало осталось. Почти все снесли в «комок»… — Куда? — В комиссионку. — Господи… Кто снес? Он теперь глядел мимо нее. Сказал угрюмо и откровенно: — Кто-кто… Мать с отцом. С новым… Когда не было денег, чтобы керосинить. Я не успел помешать… «Как это керосинить?» — чуть не спросила она. Прикусила язык. Нельзя же быть наивнее мальчишки. — Ну-ка заходи… Как тебя зовут? — Руслан… — Он не стал упрямиться, прошел за хозяйкой на кухню. Робко посмотрел на свои перемазанные кеды. Зоя Ипполитовна положила пластинку на кухонный стол. Подумала: принимать ли подарок? Но сказала о другом: — Руслан… Прямо богатырское имя. А есть какое-ни-будь… помладше? Он ответил уже без хмурости, но тихо: — Раньше было. Дед звал Руськой… — Что ж, славно, — вздохнула она. Почуяла мальчишечью печаль. — Но скажи… Руська… Почему ты все-таки решил отдать мне эту пластинку? Он глянул как вчера — прямо и с вызовом: — Я уже говорил! Я хочу подружиться с вашим Генчиком! Это «с вашим» грустно согрело ее на миг. Но ответила она без пощады к себе: — Тогда и надо было нести пластинку к нему. Боюсь, что сюда он больше не придет. — Я и хотел к нему! А по дороге встретились эти… ну, с которыми я раньше был. И за мной… За себя-то я не боялся, а пластинка… Третью такую же нигде не добыть, Ну и начал драпать… Он впервые сказал такую длинную фразу. И, кажется, запыхался. Задышал часто. — Похоже, что «драпал» ты через угольные кучи… — Ну да! Там за складами котельная и рядом уголь — прямо курганы. Я думал, те через них не полезут. А Круглый кричит: «Вперед, не отступать!..» Наверно, догнали бы, но тут откуда-то коза… говорящая… Они ее боятся. Она как заблеет: «М-ме-елочь пузатая! Пошли прочь, а то приму м-ме-еры!» Не верите? — Верю. Генчик про нее рассказывал… — Ну вот… А я подумал: до вас ближе, чем до него. Лучше не рисковать… — Возможно, ты правильно подумал. Но сюда Генчик едва ли придет… Руслан (Руська!..) смерил ее грустным взглядом. Сказал со вздохом умудренного взрослого: — Да куда он денется? Он без вас не сможет. И без вашего корабля… И вдруг оживился. В глазах — блестящие точки. И озорное нетерпение: — А можно мне посмотреть на ваш корабль? Я его только издалека видел, один раз… — Разумеется, можно. Однако… — Я понимаю! Руками не буду, только глазами… — Не в том дело. Подожди… — Зоя Ипполитовна вышла и вернулась с потертым мохнатым халатом, в который заворачивалась после купания. — Вот… На дворе душ, смой с себя хотя бы верхний каменноугольный слой. Надень это и принеси одежду. У меня как раз вода согрелась для стирки… Кстати, и голову тебе вымою, потому что холодная вода твой ежик не возьмет… И не возражать! Думала, заупрямится. Но он вдруг блеснул белыми зубами. Сдвинул пятки. И дурашливо, так похоже на Генчика: — Есть, господин адмирал! И она засмеялась: — Шагом марш на водные процедуры… мичман Руська. В этот миг в комнате затрезвонил телефон. Звонил Генчик. Она поняла сразу, когда еще слов не услышала, а только сопение этого негодника. — Здрасте… это я… — Да уж чувствую… — Ох, откуда у нее снова тон строгой тетушки? — Зоя Ипполитовна, а можно я… появлюсь? — Что ж, появляйся. Куда тебя денешь… — А… можно я спрошу? — Что? — Мы с вами тогда… поссорились? Ей бы, старой ведьме, воскликнуть: «Да хватит об этом, Бубенчик! Я тебя жду!» А она: — Ты сам-то как думаешь? Опять сопение и вздохи. — Я думаю, что все-таки, наверно, да… — Вот видишь! А кто виноват? — Ну… наверно, все-таки я… — Хорошо, что ты это понимаешь. — Ага… Но ведь можно же помириться. — А что говорят провинившиеся мальчишки, когда хотят, чтобы их простили?.. А? Он шумно дышал там далеко, в будке телефона-автомата. Может быть, обиделся? Не надо… Генчик неуверенно хихикнул: — Динь-дон… — Что-что? Ох и безобразник же ты! — Они говорят: «Динь-дон», — уже без робости, от души завопил Генчик в трубку. — Сию минуту марш на трамвай и — ко мне! — Я уже там, где пересадка! — То-то же… Кстати, у меня есть для тебя сюрприз. — У меня, кстати, тоже… — Голос у него прозвучал как-то странно. — Надеюсь, это не связано со стрельбой? — Вообще-то… связано. Только не бойтесь, он хороший — этот сюрприз! — Имей в виду: если опять что-то натворил, будет тебе на орехи! — Не-а! Вы обрадуетесь! — И гудки. Прибежал из-под душа Руська. Продрогший. — Ничего! Сейчас согреешься! И на радостях Зоя Ипполитовна так взялась за него, что бедняга завопил: — Горячо же! И глаза щиплет! — Зато будешь самый чистый Руська на свете… — Не хочу самый… ай! Он вертелся, как вьюн, пока она мыла и вытирала ему голову и плечи. Пришлось даже шлепнуть между лопаток. Он не обиделся. Намотал на голову полотенце, выпятил под халатом живот: — Я похож на турка! Да? — Самый настоящий турчонок… Ну, пойдем, покажу корабль. За плечи подвела она Руську к «капитанской» комнате и толкнула дверь. А сама вернулась на кухню. Пусть мальчик смотрит на корабельные чудеса без стесненья. Зоя Ипполитовна выстирала Руськины штаны и майку, развесила на дворе. Вернулась. Заглянула в комнату с кораблем. Руська стоял неподвижно и смотрел. Но смотрел не на бригантину, не на глобусы и корабельные приборы. Вскинув голову, он замер перед фотографией Ревчика. |