Онлайн книга «Портфель капитана Румба»
|
Услышал шаги, оглянулся. В глазах — тревожный, жалобный какой-то вопрос. — Она у вас откуда? — Что? — Карточка. У нас… у меня есть такая же, только поменьше. Это дедушка, когда был мальчик. 2 Генчик появился через полчаса. К тому времени Зоя Ипполитовна уже знала историю Руськиной жизни. Прямо скажем, невеселую. Руськин дед, Тимофей Константинович Ревва, после долгой службы в авиации работал в конструкторском бюро, в Москве. Потом ушел на пенсию. Была у него дочь — Руськина мать. Был у нее муж — Руськин отец. Работал инженером на химическом заводе. Там рванула однажды емкость с ядовитым газом, и отца не стало. Руське было тогда семь лет. Мать погоревала и вышла замуж снова. Новый папаша оказался ничего, но… — Любил вот это… — И Руська звонко щелкнул себя по тонкому горлу. Мало того, что сам любил. Начал и жену потихоньку приохочивать к тому же. Сядут вечером на кухне и рюмочку за рюмочкой… Тимофей Константинович наконец разобрался, что к чему. Был он человек решительный и попросту выгнал Руськиного отчима из дома. А дочери велел забыть о нем. Та, как ни странно, послушалась. После этого дед решил расстаться со столицей, вернуться в город, где родился и учился в школе. Под старость ему стало казаться, что на родине жизнь пойдет лучше. Руськина мать не спорила. Может, и ей хотелось перемен, чтобы позабыть прошлые беды. Дед умер прошлой весной, не успел уехать в Белорыбинск. Но Руськина мать не оставила этих планов. Московскую квартиру продали, деньги выручили немалые. Хватило и на переезд, и на покупку однокомнатной квартиры здесь, на окраине Окуневки. Больше им вдвоем и не надо было. Но вдвоем они жили недолго. Мать стала работать в художественных мастерских при ткацкой фабрике и там познакомилась с неким Аркадием Артемычем. Сперва Артемыч показался Руське «нормальным дядькой». Тихий такой, добрый. Но скоро стало ясно — такой он, пока трезвый. И началась прежняя жизнь — такая же, как при московском отчиме. Только деда не было, а Руська попереть Артемыча из дома, конечно, не мог. Он стал уходить из дома сам. И наконец притерся к компании Круглого и Буси. Но, видать, притерся не очень крепко, раз все закончилось таким образом… Наверно, крепко все же сидела в Руське память о деде, который всегда стремился жить ясно и без всякого зла. — Послушай, Руська… А про свои давние годы дедушка рассказывал? — спросила Зоя Ипполитовна. И смутилась, как девочка. — Да… — Руська кивнул тюрбаном, тот развалился и упал на пол. Руська не стал наматывать его снова. — Он рассказывал. Про всякое. И как дружил с девчонкой. Ее звали Зойка-Пароход… — Руська глянул хитровато, заелозил на табурете, стал тереться отмытым ухом о плечо. Халат съехал с плеч, сполз до пояса, и Руська сидел теперь коричневый, костлявый и какой-то очень беззащитный. Зоя Ипполитовна провела по его щетинистой макушке ладонью. В это время и возник на пороге запыхавшийся Генчик. Он увидел Руську, замигал. — Знаешь, кто это? — значительно произнесла Зоя Ипполитовна. — Знаю, конечно. Б… Бычок… Привет. — Не бычок, а Руслан. Но не в этом дело. Он — внук Тимы Ревчика. Того самого! Можешь себе представить? Генчик, разумеется, удивленно замигал опять. Но его изумление было меньше, чем ожидала Зоя Ипполитовна. Генчик склонил голову к плечу, осмотрел Руську как бы заново. Поскреб в затылке. — Вот это да… Какое совпадение. — Это не просто совпадение. Это судьба, — произнесла Зоя Ипполитовна. Словно поставила крупную точку в конце страницы. И присела у стола. — Пластинка-то не склеилась, да? — неловко сказал Генчик. — Там не хватает кусочка. — Он принес другую, такую же. Из коллекции деда, — объяснила Зоя Ипполитовна. Однако уже без прежней бодрости. Устало. — А чего вы… так? — тут же встревожился Генчик. — Как «так»? — Ну… вдруг в печали увязли. — Ничуть не бывало… — Только не отпирайтесь! Я же ваш характер знаю! Руська — тот характера Зои Ипполитовны еще не знал. Но и он почуял неладное. Встревоженно завертел головой на тонкой шее. Даже Варвара перестала мыть себя за ухом и притихла в углу у плиты. — Что случилось? Говорите, — строго потребовал Генчик. — Ничего не случилось, уверяю тебя. Просто… перепад настроения, так это, кажется, называется. — А почему он не в ту сторону, этот перепад? Радоваться надо, что внук нашелся… — Я радуюсь. Разумеется… А грустно оттого, что жизнь такая короткая. И Руськиного дедушки уже нет… — Но зато Руська — вот он, — не очень уверенно возразил Генчик. — Конечно, конечно… Поставь-ка, Бубенчик, чайник. Я распечатаю банку с вишневым вареньем. Но Генчик видел, что печаль не оставляет Зою Ипполитовну. И чтобы отвлечь ее от грустных мыслей, с нарочитым интересом спохватился: — А где пластинка? Можно посмотреть? — Вот там, на столе… Генчик достал пластинку из конверта. Она была в точности как та, разбившаяся. Генчик дохнул на нее — туманное облачко на миг легло на тонкие бороздки. Генчик опять подивился тому, что этот асфальтовый блин может хранить в себе живой голос. Если может сохраняться голос, значит, и дух человека может… — Зоя Ипполитовна! Я зря тогда наболтал… про это… — Про что? — Ну… что капитана Сундуккера не было на свете… — Но, Бубенчик… ты ведь был прав. — Нет, не прав! Если его не было, откуда взялся дух? Тогда, ночью… Зоя Ипполитовна дребезжаще засмеялась. — Ох, голубчик… Это старая игра. Вертушка в таких случаях чаще всего останавливается на буквах, которых ждут… возможно, я жульничала, сама того не желая. Ты уж прости старуху. — Нет, не прощу! Это вы не тогда, а сейчас… жульничаете! Сами того не желая… Она не рассердилась. Помолчала и спросила серьезно: — Ты как думаешь? — Да. И вы тоже… Руська, конечно, ничего не понимал. По-прежнему вертел головой. Тревожно смотрел то на Генчика, то на Зою Ипполитовну. Она поправила очки, встряхнулась и деловито предложила: — Оставим капитанскую тему. Все равно теперь это не имеет значения. — Почему? — Генчик слегка ощетинился. — Посуди сам. Кому все это надо? Я старая, протяну недолго. Скоро мне… вслед за Ревчиком. Руська сердито вскинулся: |