Онлайн книга «Голубятня на желтой поляне»
|
Пека смотрел перед собой. Андрюша смотрел под ноги. Олик не умолкал: – Теперь я даже не представляю, как сумел прожить девять лет без единого настоящего друга. Должен признаться, что с друзьями мне до сих пор фатально не везло… – Как не везло? – спросил Пека с сумрачным интересом. – Фатально, – вздохнул Андрюша. – То есть судьба такая. – Он был начитанный мальчик и с пониманием относился к людям. Можно сказать, философски. – Раз судьба, тогда понятно, – пожалел Пека Олика. Потому что в глубине души Пека был добрый. Только очень в глубине. Сначала Пека не хотел близко знакомиться с Оликом. С какой стати? Ну, подумаешь, не хватило однажды человека для игры в “качалу-вышибалу”, вот и кликнули рыжего новичка, который топтался у своей калитки. А он с той поры: “Можно, я снова с вами поиграю?.. Вы не будете возражать, если я с вами покачаюсь на досках?.. А давайте сделаем вместе воздушного змея…” Пека дулся и морщился. Но не врубишь ведь в упор человеку: “А ну катись давай подальше”. Неловко всё-таки. К тому же Андрюша сказал однажды: – Ну что поделаешь, раз он такой? Пусть бегает с нами, если хочет. Пека возразил, что этот Олик прилипала и неженка. – С чего ты взял, что неженка? – Вежливый и незагорелый. – Чего же плохого, если вежливый, – рассудил Андрюша. – А незагорелый потому, что к таким загар всегда плохо пристает. У кого волосы такого цвета… – Имя какое-то девчоночье… – А полное знаешь какое? Ольгерд! Он говорит, что родители так его назвали в честь предка. Тот был какой-то князь. Давным-давно. – Пфы, князь… Вермишелина. – Зато у него фамилия для нас подходящая. Будет третий Ук. Дело в том, что Андрюша был Сухорук, а Пека – Тонколук. Оба они ценили такое сходство: “Мы – два Ука”. – А у этого князя какая фамилия? – Ковальчук. – Ха! “Ковальчук” же на “юк” оканчивается! – Ох, Пека-Пека… – пожалел его Андрюша за безграмотность. Пека слегка смутился и сказал: – Ну и фиг с ним… С той поры Олик с утра до вечера был с друзьями. И не уставал радоваться. Вот и сейчас: – Нет, в самом деле! Я знаете что думаю? Нам обязательно-обязательно надо сделать так, чтобы… – Стоп, – велел Пека. Встал перед Оликом. Деловито выдернул у него из-под модных белых штанишек голубую матроску и майку. Пригляделся к животу. – Это… зачем? – оробел Олик. – Смотрю, нет ли у тебя на пупу регулятора. Чтобы убавить громкость. И длинность речи… – Ну чего ты, – тихонько сказал Андрюша Пеке. – Он же не виноват, что такой… А Олик наконец спохватился: – Ой… Я опять разболтался, да? Не обижайтесь, пожалуйста, я постараюсь следить за собой. – Ты тоже не обижайся, – попросил Андрюша. И помог Олику заправить матроску. А на Пеку посмотрел выразительно. Олик вроде бы даже обрадовался: – Что вы! И не думаю обижаться! На дружескую критику не может быть никакой досады, это было бы несправедливо. А тем более среди тех, у кого даже фамилии похожие… Так вот, я продолжаю свою мысль. Нам обязательно надо придумать свою эмблему! Например, такую: серебряный рыцарский щит, на нём голубые буквы “у” и “ка”, а наверху полное название нашей организации. – Какой ещё организации? – сказал Пека. – Это мы должны придумать! Например, “Три мушкетёра”. Или “Три танкиста” – есть такая песня старинная, очень хорошая: “Три танкиста, три весёлых друга…” В общем, что-нибудь литературное, чтобы всем было ясно… – “Три толстяка”, – усмехнулся Андрюша. – Ха-ха-ха! – с готовностью развеселился Олик. – Мы такие толстяки! Особенно я! – Тогда “Три поросёнка”, – мрачновато пошутил Пека. Андрюша посмотрел на него. – Поросёнок, по-моему, один… Пека всегда выглядел так, словно он вылез из печной трубы, слегка почистился, но до конца это дело не довёл. Чёрные волосы его торчали сосульками, на круглых щеках – тёмные разводы, обтрёпанные джинсы и майка – в чём-то вроде графитовой пыли. При всем при этом Пека ухитрялся сохранять деловой, сосредоточенный вид. На дружескую критику Пека не обиделся. Почти. Только скользнул угольными глазами по Андрюше (тот был в новых синих трусиках и чистой голубой майке) и по очень аккуратному Олику. – Ничего, побываем на пустыре – все сделаемся одинаковые. Олик спросил с опаской: – А что там, на этом пустыре? – Придёшь – увидишь. Трущобы… – А… это далеко? – Близко, не бойся… Ямской пустырь лежал, на месте старой Ямской улицы. Улицу и окрестные переулки с ветхими домами срыли, а строить новые здания не спешили. Вот и раскинулось пространство с грудами битого кирпича ,, гнилыми брёвнами и ржавым кровельным железом. Кое-где вокруг старых фундаментов кустились рябины и черёмуха. Пустырь зарос репейными джунглями, татарником и местной разновидностью крапивы, которую Маркони называл по-научному: “Уртика каннабина”. Возможно, в названии была отражена её каннибальская суть. На пустыре жили вороны (не мутанты, а обычные, добродушные), воробьи, полевые мыши, бездомные коты и Пим-Копытыч. – А почему его так зовут? – спросил Олик. Он понял, что разговор о рыцарском названии не находит поддержки, и сменил тему. – Какое-то не совсем обычное имя и отчество. – Это не имя-отчество, а просто имя, – пробурчал Пека. – Точнее, прозвище, – разъяснил Андрюша. – Произносится и пишется через чёрточку. – А он кто? Сторож? Пека хмыкнул: – Чего там сторожить-то… – А зачем он там живёт? Разве может человек жить в трущобах? – Во-первых, может, – вздохнул умудрённый жизнью Пека. – Во-вторых, он даже и не человек. – А кто? – Он, видимо, бывший домовой, – стал объяснять Андрюша. – А теперь бомж… – Кто? – Ну, личность без определенного места жительства… Раньше жил в доме у какой-то старушки, в другом районе, но старушка умерла, а дом снесли. Он поселился на старом стадионе под трибуной, но трибуна потом сгорела. Вот он и перебрался на пустырь. Отыскал подполье под развалинами, там и прописался… – Разве у домовых бывает прописка? – Ох, ну это просто так говорится. В общем, живёт, и дело с концом… Мы с ним в прошлом году познакомились, когда там в сыщики-разбойники играли… |