Онлайн книга «Острова и капитаны: Граната»
|
— Не знаю… — медленно сказал Егор, потому что не знал. — Правда не знаю… Может, потому, что больше некому? И быстро пошел вперед, оставил Веньку. «Может быть, потому, что больше некому»… Зачем он это сказал? «Не знаю…» Или правда хотелось рассказать об отце и не знал кому? Не в «таверне» же говорить об этом. «А почему не в «таверне»?» Он же столько раз там рассказывал о своих делах. Даже тайнами делился… Видать, не те были тайны. Услыхав историю погибшего отца, обитатели «таверны» скорее всего полезли бы в детали: «А откуда знаешь?.. А ты че, брата-мента заимел? Ну, даешь, Кошак!.. А тех хануриков взяли? И чего? Вышку дали?.. Конечно, вышку, это ж заранее обдуманная мокруха…» Нет, не для «таверны» разговор… Ну, а Веньке-то все-таки зачем сказал? Что за язык-то дернуло? Он думал об этом на уроках, а потом — дома, когда бесцельно валялся на тахте или бродил по комнатам (под периодические просьбы надеть тапочки). И фраза эта — «Не знаю… Может быть, больше некому» — повторялась в мыслях и что-то очень напоминала, обретала знакомую интонацию. И наконец Егор вспомнил: тем же тоном, со спокойным удивлением и холодной честностью, пытаясь понять самого себя, он в вагоне, после стычки с Фатером и Федюней, сказал Михаилу: «Не знаю… Может быть, потому, что ты все-таки брат?» Ну, а сейчас-то что? Редактор-то здесь при чем? И случай совсем не тот… Но от разговора с Венькой мысли уже перешли к Михаилу. Егор подумал, что прошло три недели, а тот о себе не напоминал. А ведь обещал позвонить! И Егор признался себе, что все это время помнил про обещание Михаила. Со смесью любопытства и тревоги ждал звонка. «А зачем тебе это надо?» — одернул он себя. «А мне и не надо! Просто… трепло такое. Говорил «позвоню», а сам…» И ответом на эту мысль громко запел птичьими трелями новый кнопочный телефон. Длинные, междугородные сигналы! Отец еще не пришел, мать ушла к знакомым («Горик, салат в холодильнике, котлеты на плите, я буду к девяти. И не ходи босиком…»). Егор выскочил в переднюю и взял трубку. Звонил, конечно, не Михаил. Спрашивали отца. Кажется, из Москвы. Воинственный женский голос. Егор сумрачно разъяснил, что Виктор Романович Петров так рано с работы не приходит, надо звонить на завод. — Там его тоже нет на месте! — Естественно. Он не сидит в кресле, а мотается по объекту. А карманных телефонов еще не придумали. — Меньше бы мотался, больше было бы проку, — отчетливо сказали на том конце провода. И Егор представил раздраженную округлую даму. — Так и передать? — ехидно спросил он. — Так и передайте. — Ему захочется узнать: от кого именно? — А вы не пугайте! Времена не те! — И гудки. Егор присел на замшевый пуф у телефонного столика. Забыл про скандальную даму и несколько минут думал о своем. Потом, усмехаясь от неловкости перед собой, вызвал 006 — справочное междугородки. — Код Среднекамска скажите, пожалуйста… Посидел еще с полминуты. И механически, словно кто-то другой двигает его пальцами, набрал вызов Среднекамска и домашний телефон Михаила — номер он помнил наизусть. Почему-то бестолково затюкало внутри. Глупо. Во-первых, вообще глупо, а во-вторых, старший сержант Гаймуратов наверняка на дежурстве или в командировке… — Да, — сказал женский голос. — Я вас слушаю… Алло! — Это квартира Гаймуратовых? Здравствуйте… А можно Михаила… Юрьевича? — Миша, тебя… — сказали в далеком незнакомом доме. — Иди скорее, кажется, опять междугородная… — Слушаю, — глуховато сказал Михаил. — Кто говорит?.. Это Севастополь? Алло!.. — Привет, — выдохнул Егор. — Это не Севастополь. Это я, Егор… Петров. — А-а… — прозвучало без радости, даже с досадой. И вдруг по-новому: — Кто? Егор?! Ой, ну здравствуй! Молодчина, что позвонил! Ты извини, я сразу не понял. Я тут с Севастополем недавно говорил, и вдруг опять такой же звонок!.. Как дела? — Дела… Да по-всякому. — А почему звонишь? Что-то произошло?.. Или так просто? — Так просто… А что может произойти? — Егор за усмешкой спрятал растерянность. В самом деле, зачем он позвонил? Хотя бы причину заранее придумал, идиот. — Я так… Бумажка с твоим номером под руку попалась… а я дома один сижу, делать нечего. С простудой к тому же… — Сильно простыл? — Да нет, маленько горло скребет… — «И вообще что-то скребет, — добавил он про себя. — На душе, как говорится…» И вдруг сказал: — Миша… А у тебя фотография есть? — Чья? Моя? — Отца… Ну… Нечаева. — Есть, конечно, Егор! Много! — Как-то, понимаешь, по-дурацки тогда вышло… Ничего не успел спросить толком. Может, правда надо было зайти к вам. Егор понимал, что «сдает позиции», но не было в нем обиды на себя и смущения. Только грустно немного было. Михаил помолчал и сказал с осторожной ласковостью: — Все поправимо, Егор. Я завтра же вышлю снимок. Эта ласковость и готовность разом оживили в Егоре прежнюю неприязнь. Он хотел насупленно ответить, что у него не горит, но Михаил заговорил опять: — А если надо скорее, то позвони Ревскому! У него снимков Толика тоже много. В том числе и детские… — Это режиссер, что ли? — ощетинился Егор. — Да. А что? — А ты не знаешь «что»? Я, по-моему, рассказывал. Как говорят деловые люди, «у нас не сложились отношения». — Плюнь Он же не знал, кто ты такой! А когда узнает… — И что? Изменит мнение о моем моральном облике? — Егор… Брось ты этот тон, а? Ну, в самом деле… — Да не в тоне дело… Значит, пришлешь карточку? — Я же сказал… А про Ревского я вот почему вспомнил. Он бы мог получше, чем фотографии показать. Я тебе не успел рассказать тогда… — Кинопленку, что ли? — догадался Егор. — Когда мы с Толиком были в Севастополе, Ревский нас заманил участвовать в съемках, в массовке. Толик там в одном эпизоде… Сейчас этот фильм редко идет, но в кинохранилище-то он есть, Ревский мог бы… — А как называется кино? — «Корабли в Лиссе». — Может, пойдет на повторных экранах. Тогда и посмотрю. — Как хочешь… Егор… — Что? — А ты никому не говорил… про нашу встречу? И что знаешь про отца? — Зачем? — сказал Егор прежним тоном, как в Среднекамске. — Да нет, я так… Может, и к лучшему. |