Онлайн книга «Топот шахматных лошадок»
|
— И… чей же он… — Своей мамы. — Вот как… — И я подумал, что уже дней десять не звонил своей маме, в Тальск. Скотина… И, разозлившись на себя, спросил у Вовки ворчливым тоном: — Когда он успел тебе это рассказать? — Пока я одевался. И когда он провожал меня… Он показывал самый короткий путь, пустырями, и говорил на бегу… А потом я велел ему возвращаться. Объяснил, что так надо по правилам, что я должен один… А у него там мама одна… — Фокусники вы… — совершенно идиотски высказался я. Вовка не обиделся, сказал очень серьезно:— Вань, ты не думай, что я хотел это… как Александр Матросов… Думал только предупредить тебя. Но не успел. Ну и вот… А дальше ты знаешь… Я не стал ничего говорить. Просто не знал, какие тут слова… Я подтянул Вовку ближе и положил его голову себе на колени — как тогда, у шоссе. Вовка улыбался и смотрел в потолок. Будто там сидела одна из его бабочек. Мы молчали минуты две. Потом я все же спросил: — Больно было… когда пули?.. — Не-а… То есть я не помню. То есть помню обрывками… Кажется, приходили Те?.. — Приходили… Иначе кто бы тебя вылечил? — Хотели унести, да? — Он поежился. — Я не отдал. То есть упросил… Он резко повернулся, уткнулся лицом в мой живот. Нет, не всхлипнул, просто лежал так и молчал. Я гладил его мокрые пряди на затылке. Вовка с минуту подышал мне в рубашку, а потом быстро опять лег на спину и весело сообщил: — А следов почти не осталось. Только чуть-чуть… Он лихо задрал футболку до подбородка. Ниже левого соска видны были два круглых розовых пятнышка. Словно следы от подсохших и отпавших коросточек. Вовка вдруг закрыл глаза и шепотом сообщил: — Мама Лидия их увидела и вдруг завсхлипывала. Но только чуть-чуть, на две секунды. Наверно, думает, что я и не заметил… — Он сказал «мама Лидия» просто, будто называл ее так всегда. А я опять покаянно подумал о звонке в Тальск. Мама Лидия оказалась легка на помине. — Долго вы намерены нежиться? Ну-ка мыть руки и за стол… — А потом можно посмотреть «Буратину»? — голосом примерного мальчика спросил Вовка. — С ума сойти! По-моему, это уже мания! — Ну хоть одну серию? — Поглядим на ваше поведение… Шевелитесь, господа. Но мы сидели на тахте еще несколько минут. — А почему она сказала «мания»? — прошептал Вовка. — Пошутила. — Я раньше думал, что «мания» — это от слова «мани-мани» . То есть «деньги». У многих мания на мани-мани… — Особенно мания разгорается, когда мани-мани сжирает инфляция… Знаешь, что такое инфляция? Вовка притворно надулся: — Думаешь, если я с виду стал младше на год, то на год и поглупел? Я перепугался: — Откуда ты взял, что стал младше? Слышал разговоры Тех? — Ничего я не слышал. Просто знаю, что отмотал год обратно. Это нужно было для скорости… — Долго я буду ждать? — донесся из кухни голос «железной Лиди». После обеда я был мобилизован на уборку во всех помещениях, кроме комнаты, где «ребенку полагался отдых» и где с милостивого соизволения Лидии был включен любимый Вовкин фильм. Затем я пошел на встречу с Махневским. Затрапезное кафе «Лолита» находилось в пяти кварталах от нашего дома. Оно было хорошо лишь тем, что вызывало память о студенческих временах. Амбалов при подходе к «Лолите» я не заметил. А Махневский был уже внутри. Сидел в углу за пластмассовым столиком. (Знакомый такой Стас, ну совсем как прежде, даже что-то шевельнулось под сердцем.) На столике блестел графинчик, явно с коньяком, и рюмки. Минералка, салаты какие-то… Стас поднялся навстречу. — Привет, Иван… — И шевельнул плечом, словно хотел протянуть руку. — Привет, — сказал я, отодвигая стул. Мы сели. Стас, глядя в стол, тут же наполнил рюмки. Потом посмотрел мне в лицо: — За встречу? — Давай, — согласился я. Мы выпили. Коньячок он заказал хороший, даже удивительно, что такой нашелся в этом заведении. Я начал жевать салат оливье. Потом опять взглянул Махневскому в глаза (а чего тянуть?). — Ну? — сказали. Он откинулся к заскрипевшей спинке. — Значит, так… — Вот дурацкое выражение! Обязательно у них «значит, так»! — Как говорят в Одессе, вы, Жора, будете смеяться, но… В общем, я всему этому делу даю откат. Меня грозили пристрелить, но, кажется, теперь пронесло… — Не понял, — сказал я, хотя вроде бы понял в основном. Сразу. — Значит, так… Я верну все. Не только то, что уже вернул, а полностью. Тебе и всем вашим. То есть особняк ваш и оборудование ушло, но я возмещу. Если не за счет «Рынков», то сам… Я почему-то вылил остатки из рюмки в салат. Размешал это дело вилкой. — Станислав Юрьевич, а можно вопрос? — Иван, не надо так… А вопрос давай. — Стаc, а почему? — Давай еще по одной. За вопросы… — Давай… — Мы чокнулись. «За вопросы». — И все же, Стас, почему? — Опять же, как говорят в Одессе… Вы не поверите снова, но… атавизм такой зашевелился внутри. Отжившее понятие. «Совесть» называется, сволочь… Или сейчас уже не так? Но все равно… — Он сказал это без ухмылки, без рисовки и ерничества, а с той виноватостью, с какой в детстве признавался друзьям, что испугался прыгать с гаража на сарай через заросший крапивой провал. Ну, испугался, потому что… «вот я какой». И никто не смеялся. — Давай… — сказал я, берясь за графинчик. — Давай… А еще… насчет этого атавизма. Начал царапать мне его… один юный засранец. До невозможности. Мой, так сказать, заезжий родственничек… — Рыжий-конопатый? — сразу спросил я. — Да! А ты… откуда знаешь? — Да так… слышал… — А… нуда… Нуда! Конечно… Тогда тем более… — Давай, — сказал я опять. Мы чокнулись вновь. — Стас… — Да? — Он вздрогнули поставил рюмку, едва пригубил. — Лично мне всего возврата не надо. Другим верни, а мне… Вместо этого сделай одну вещь. Обойдется, я думаю, дешевле… Он сразу подобрался: — Я слушаю… — На западе, в Косом переулке, есть дом. Номер один. Продан на снос. Перекупи. Думаю, много не запросят… Продолжая смотреть на меня, Стас вынул из кармана джинсовки мобильник. Понажимал. |