
Онлайн книга «Топот шахматных лошадок»
— Антон? Слушай. Косой переулок, дом один. Старый дом продан на слом… Да… Перекупи. На имя… — Он посмотрел на меня. — Пока на мое, — сказал я. — На имя Тимохина Ивана Анатольевича… Что «когда»? Сегодня. Сейчас. Что значит «вечер»? Мне тебя учить? Конечно, бумаги потом, но факт — немедленно… Да, на любых… Я понятно сказал? Отбой… Он убрал мобильник. — Иван, документы не сразу, но хозяйничать можешь с завтрашнего дня. — Спасибо, Стас… — А если не секрет… Это тебе зачем? Строиться будешь на этом месте? — Да нет, что ты… Может, подремонтирую то, что есть… — Ольгу Максимовну хочешь сюда перетащить? — Ольга Максимовна была моя мама. — Нет, она из Тальска никуда… Стас, извини, что не могу утолить твое любопытство. Я и себе толком не объясню. Так, причуды сознания. Что-то вроде тоски по детству… Может, поселю там бесприютных гномов, которые раньше жили в старых вагонах. А? Разве плохая идея?.. Помнишь узкоколейку в Тальске? — Если бы я не помнил… — Ну вот… Давай по последней. А то Лидия небось уже в колокола бьет… — Давай… Мы глотнули и поднялись. — Все, что касается дома, я завтра сообщу. — Спасибо, Стас… — Иван… Ты будешь опять смеяться, но… это тебе спасибо. Ничего, если я позвоню как-нибудь… не по делу, а так? — Звони, Стас, конечно… Он протянул руку. Я — свою… «Но все же, Стас, извини, но снова менять имя в конце повести я не стану…» Впрочем, Стас все равно не знал про мою повесть. 9 Когда я вернулся, Лидия на кухне мыла окно, а Вовка лежал пузом на тахте и читал что-то веселое, хихикал. Ну ясно, опять «Понедельник начинается в субботу». Он глянул на меня, извернув тощую спину, и сообщил с ненастоящим покаянием: — Есть новость… ты только не ругайся. Тебе звонил редактор «Птицелета»… — Он старательно прогонял со своей рожи лукавство. — Уши надеру, — беспомощно пообещал я. Внутри противно засосало. — Ваня, ну я же не виноват. Я… он просил тебя позвонить. Вон, я номер записал на календаре… — Вечер уже, никакие «Птицелеты» не работают. — Он все равно просил. Сказал «в любое время»… — Кто-то из нас большой паршивец, — сообщил я, вовремя проглотив другое слово, сказанное недавно Стасом. Вовка сокрушенно сопел: знаю, мол, кто. Я — что делать-то! — позвонил. С великой надеждой, что сейчас получу от редактора отлуп, поглотаю, как куски свиного студня, заслуженный стыд и на этом все будет кончено. — Иван Анатольевич! — услышал я предельно доброжелательный (и предельно бархатный) голос. — Прежде всего я хочу поблагодарить вас за то, что не забыли нашу просьбу. А за сим — о деле. Если вы не станете возражать, повесть мы для начала поместим в коллективный сборник «Такое было детство…». — Что, вы уже прочитали? За один день? — За два… Я хочу сказать, что эта вещь почти не требует редактуры. Только всякие стилистические мелочи и грамматика. Убрать опечатки… И еще… Если вы, конечно, не станете возражать… — Слушаю вас… — Я не знал, рыдать мне или улыбаться. Надо бы, конечно, рыдать, но… Все равно я не имел права отказаться. — Иван Анатольевич, у меня и у моих коллег вызывает некоторое сомнение один эпизод. Где этот чудесный мальчик, Матвейка, оказывается на площади, а потом убегает. Само по себе это написано прекрасно, только… надо ли в наше непростое время акцентировать внимание юных читателей на элементах социальной напряженности? Нельзя ли это сократить? — Ни в коем случае! — радостно взвыл я. Вот он, повод, чтобы забрать у них текст! Без нарушения данного Вовке слова. — Вы меня не поняли, Иван Анатольевич! Это ведь не требование, а, так сказать, пожелание. Нет так нет, здесь полная ваша воля… Не смогли бы вы приехать к нам в понедельник для обсуждения условий и подписания договора? — Не вздумай торговаться об условиях, — сдавленным шепотом сказал у меня за спиной Вовка. Что он, слышал разговор? — Где вас найти? — обреченно проговорил я. Редактор продиктовал адрес, я записал. И повернулся к Вовке. — Доволен? Он опять изображал раскаяние. Вытянул шею: — Будешь драть? Уши? — Провокатор… — Не-а, — расплылся он. — Вань, а у тебя есть «Обитаемый остров»? — Не «у тебя», а «у нас»… Вон там, на полке… — Подсади меня… Я приподнял его, легкого, как пластмассовый кораблик. Он безошибочно ухватил книгу и затанцевал посреди комнаты, перелистывая страницы. И… только сейчас до меня дошло, что Вовка не в своей одежде, а в той, что вчера, — в трикотажных обвисших шортах и серой тонкой фуфайке с утенком-флибустьером. Меня поскреб суеверный холодок. — Ты… чего это так нарядился? Но Вовку не беспокоили никакие страхи. — Аркаша мне это отдал насовсем. На память. Мы говорили по телефону… А я ему отдам свою футболку с индейцем, мама Лидия разрешила, только сказала: «Вы заморочили мне голову…» Он со своей мамой уедет на три дня, а потом приедет, и я пойду к нему. Мы будем дорисовывать альбом с бабочками… Я его разгладил утюгом, через полотенце… — Аркашу? — глупо сострили. Вовка обрадованно захохотал. Вошла Лидия. Принюхалась и сказала: — Все ясно. Не дыши на ребенка. Утром, около девяти (Лидия уже ушла), позвонили снизу в домофон. — Господин Тимохин? Пакет от Станислава Юрьевича… Появился высокий тип в кожаной безрукавке, с выправкой опытного официанта. Протянул твердый, из картона, конверт. Щелкнул каблуками и отбыл. В конверте были два плоских ключа и листок. Стас писал: «Иван! Вопросы с бумагами — на той неделе. Всю возню я возьму на себя, но тебе надо будет расписаться в нескольких местах. А ключи — вот. Они от новых замков, хозяин врезал их недавно, сказал, что прежний замок был сломан злоумышленниками. Пока — все. Будь. Станислав». Вовка тянул шею из кухни, где только что расправился с яичницей. — Смой с любопытной физиономии желток и собирайся в путь. — Куда? — подскочил он с веселой готовностью. — Домой, — веско сообщил я. Он помигал. Кажется, что-то понял. Но на улице Вовка, разумеется, пристал с вопросами. Пришлось объяснить. Он… ускакал вперед, развернулся и, пятясь, вперил в меня синие «смотровые щели». Но тут же глаза распахнулись и сделались… да, наверно, как у Карузы-Лаперузы в момент получения медали. |