
Онлайн книга «Индейское лето»
– Давайте, – цедит он сквозь зубы. Женщина подхватывает его под руку и осторожно ведет по коридору. – Вот так, вот так, потихоньку… Сюда? – Пятьсот пятая. – Значит, сюда. Помочь вам лечь? Или сами справитесь? – Не знаю… – Ну, тогда я зайду тихонечко. Они медленно вползают в палату. – Ой, да вы один в шестиместной! Здóрово! Мужчина с трудом заваливается на койку и ложится на спину, тяжело дыша. Женщина садится на стул рядом. – Грыжа? – с участием в голосе спрашивает она. – Да. – Когда резали-то? – Да уже третий день, а болит, собака, мóчи нет! – А врач что говорит? – Врач говорит – пройдет. – Значит, пройдет. А вы как, спать будете? – Да вряд ли я сразу засну. – Можно я тут у вас посижу? У нас так душно в палате, невозможно! Да еще соседки мои ужасные храпуньи – спасу нет. А вы вон один, как барин! – Посидите. Они молчат некоторое время. – Меня Лена зовут, а вас как? – спрашивает женщина, исподтишка разглядывая мужчину. – Сева. – Сева – это Всеволод? – Нет, Северьян. – Северьян? Какое редкое имя! – Да уж. Родители наградили. В честь деда назвали. А у вас что – камни? – В желчном. Один, зато какой! Я им очень горжусь. Сразу соседок уела. Они всё хвалились своей мелочевкой, а тут я с булыжником! Одна такая рыжая – видели небось! – совсем обиделась, побежала к доктору выяснять, почему у нее маленький камешек… – Ой, не смешите! – Знаете, вам надо бандаж специальный носить, чтобы не болело. У вас есть кому принести? А то я могу попросить, чтобы купили. – Принесут. Северьян, повернувшись на бок, наконец смог разглядеть эту жизнерадостную Лену: молодая, невысокая, полненькая, в смешном пестром халате, на голове какие-то вихры. – Веселенький у вас халатик. – Ага. Не подходит, думаете, к больнице? А я решила, чего тоску наводить на окружающих, правда? Пусть люди веселятся. Дочке не нравится. Она меня все воспитывает, воспитывает – не то надела, не так причесалась… – Дочка? А сколько же ей, что она вас воспитывает? – Детка-то моя? Уже здоровая девица, скоро шестнадцать. Она так злится, когда я деткой ее называю! Нужно Ликой. Она как родилась, так и начала меня воспитывать. А мне самой всего семнадцать было. Любовь! Что поделаешь! – А потом? – Что потом? В смысле замужества? Да что вы! Он как узнал про ребенка – такие ноги сделал! – Подонок! – Да нет, просто жалкая, ничтожная личность. Пан Паниковский. Сейчас мы с ним даже дружим. У него семейная жизнь тоже как-то не сложилась. Женился, развелся. А вы? У вас дети есть? – Нет. – А жена? – Жена есть. Была, – вздыхает Сева. – Нет, нет, ничего такого. Просто… Я от нее ушел. Правда, она никак с этим смириться не может. Тоже все меня воспитывает. – Понятно. – Да ничего не понятно! Женились вроде по любви. Она красивая женщина. Очень красивая. Но… – А давно ушли-то? – Да вот, перед самой операцией. – Ну ладно, не переживайте вы так, все образуется потихоньку. Хотите, я вам стихи почитаю? Вы любите стихи? – Как-то не задумывался… А вы что, учительница литературы? – Почему, почему учительница литературы?! – Стихи вот… – Нет, я не учительница! – Лена с трудом сдерживает смех. – Я вообще-то сама стихи пишу. Доморощенный поэт: стихи к юбилеям, по поводу и без. Дочка переживает: у всех матери как матери, а у нее поэтесса! – Ну, почитайте… Лена откашливается и начинает: Летящей ласточки стремительная тень Опровергает тяжесть притяженья. Склоняют долу утомленный день Улиток медленных ленивые движенья… У нее нежный, женственный голос, с какой-то едва уловимой хрипотцой, и читает она просто, без завываний, свойственных поэтам. Голос Лены обволакивает Севу, убаюкивает, уносит на мягких волнах… С годами привыкаешь забывать, Как свет дневной по волосам струится. Бессонница нас учит понимать, О чем молчит подраненная птица, Зачем стрекочет на печи сверчок, Ночные сны скрепляя ровной строчкой… Коровка божия читает между строк – Лети, лети, живое многоточье! Северьяну начинает сниться что-то ласковое, летнее, разноцветное: желтый теплый песок, ракушки, кузнечики в траве, белые пушистые облака, девочка с ведерком, бабочки… Лена улыбается, глядя на Севу: заснул! Она осторожно поднимается и на цыпочках выходит из палаты. Лети и забери меня с собой – Туда, где небосвод от солнца звóнок, Туда где скачет мячик голубой! Где каждый взрослый – все еще ребенок… * * * Проходит пара дней. В пятьсот пятой палате прибавилось пациентов: в эти утренние часы один из них дремлет, отвернувшись к стене, другой шелестит газетой, а Сева просто лежит, скрестив руки над головой. Открывается дверь, и входит высокая, элегантная и очень красивая женщина, при виде которой Сева страдальчески вздыхает. – Вот ты где! – восклицает она. – Наконец я тебя нашла! Господи, какой бардак в этой больнице! Что это у тебя на тумбочке? А это что? – Лида, зачем ты пришла? Ходячий сосед потихоньку выползает в коридор и закрывает поплотнее дверь. – Как я могла не прийти, как?! Ты в таком состоянии, без всякого присмотра! – Не нужен мне никакой присмотр! И вообще, со мной все в полном порядке. – Ну как же в порядке, когда у тебя боли! – Лида всхлипывает. – Боже мой, какой ты бледный! Чем они тут вас кормят? Я принесла… – Лида! Прекрати! Мне ничего не нужно. И вообще, мы обо всем уже договорились. – Но я думала… Ты… Я… – Ничего не изменилось. И не кричи так, тут человек после операции. – Как ты меня измучил! В коридоре тихонько бродят больные. Лена задумчиво стоит у окна, потом тоже начинает ходить по коридору, кивая в такт стихам, что звучат у нее в голове. Проходя мимо двери пятьсот пятой палаты, она прислушивается к доносящимся голосам, потом поворачивается и решительно направляется к кабинету главврача: |