Онлайн книга «Индейское лето»
|
И Лена тихонько читает: У меня ледяные ноги – Как у Пьера Ришара в эротической сцене с блондинкой. Напротив железной дороги Лежу я под рваной простынкой И смотрю, как бегут поезда В никуда. – Класс! – Льву Николаевичу не очень понравилось. Пессимизьму, говорит, много. – Ты и ему стихи читаешь?! – А что? Он вполне интеллигентный человек, любитель поэзии… – У тебя все любители поэзии! Да к нему же подступиться страшно – помесь льва с орлом! – Да что ты, он очень милый человек! – А этому… Жаку-Иву Кусто… тоже читаешь? – Почему бы бедному поэту и не почитать свои стихи Жаку-Иву Кусто? Ты лучше скажи, деньги-то у тебя еще есть? – Да есть, есть! Отец приходил, подкинул. – Как он? – Ничего! С парашютом прыгнул! – Да ты что! С самолета?! – Да не-ет! С вышки в парке. – И зачем это он? – Перемена участи, говорит. Ну, типа, черная полоса в жизни пошла, так надо что-то такое совершить, неожиданное. – Мне, что ли, с парашютом прыгнуть… – Я тебе прыгну! – Нет, я, пожалуй, все-таки подумаю над этим вопросом. – Мам, я тебе тут одну штучку показать хотела, только скажи, что не будешь сердиться! Ладно? – Ладно. – Смотри! Лика отгибает рукав и показывает матери татуировку на предплечье. – Розочка! Правда, здорово? – А что, мило. Главное, женственно, – спокойно отвечает Лена, незаметно вздохнув. – Нет, тебе правда нравится?! – А что? – Ну, как-то странно… – Слушай, а там как делают – по своим рисункам или по эскизам заказчика? – Да как хочешь, так и сделают. – Я вот думаю: выйду из больницы и тоже себе татушку сделаю! Мосечкин портрет наколю – вот здесь, как раз места хватит… – Мать, ты вообще в уме?! – А что? – Зачем тебе татуировка?! – Нет, я не понимаю, отчего такая дискриминация: тебе можно, а мне нет? – Ну-у… Я – одно, а ты… другое! – Почему это? – Ну я… того… – Молодая, ты хочешь сказать? – Ну да! – А я старая? – Нет, ты не старая! Ну, ты… такая… взрослая тетенька! Тетеньки не делают татуировки! – А ты? Ты никогда взрослой тетенькой не будешь? Еще как будешь! Будешь такая тетенька с розочкой, а я – бабушка с Мосечкой. Лика разинула рот. Судя по всему, эта простая мысль никогда не приходила ей в голову. Они тут же расхохотались, глядя друг на друга. – Ой, не могу! Бабушка с Мосечкой! – стонала Лика. – А тетенька – с розочкой! – Так что же теперь делать?! – Ну как что? Розочку выращивать. Да не переживай, маленький такой цветочек, очень милый. Только больше не делай ничего, ладно? – Ладно. – Что ты там ешь, одна-то? Бутербродами питаешься? – Нет, ты что! Все нормально! – Ну да, вон худая какая! – Я не худая, я стройная и изящная! – Ладно, иди уже, стройная и изящная! А то нас сейчас ужинать позовут. Иди, детка… – Пока! Не скучай тут! Они целуются, и Лика уходит вдаль по коридору, шаркая ботинками и слегка сутулясь, а Лена с нежной улыбкой смотрит ей вслед. – У-ужина-ать! – раздается вдруг истошный крик санитарки. – У-ужина-ать! Запотевший шкалик водки На лимонных корочках, Серебристый бок селедки В луковых оборочках, Розовый кружок салями Да грибок на вилочке… Дух шашлычный над углями, Хванчкара в бутылочке… А теперь кругом одна строгая диета! За что же йогуртом травить русского поэта?! * * * Пару месяцев спустя Северьян сидит на уличной скамейке и ждет Лену. Рядом лежит букет, стыдливо завернутый в газету. Осенний бульвар весь заметен желтыми и красными листьями лип и кленов. Сева волнуется: он то и дело смотрит на часы, встает, ходит вдоль скамейки, что-то бормоча про себя и размахивая руками – репетирует речь. Заметив развязавшийся шнурок, он садится и наклоняется к ботинку. – Тебе помочь? Сева поднимает голову и видит изящные туфельки, стройные ножки в темных чулках, край узкой юбки… Это Лена! Она была необычайно хороша и нарядна, так что Сева смотрит на нее в некотором изумлении. – Что, не узнал меня без халата? – улыбаясь, говорит Лена. – Это я! Привет! – Привет… Лена садится рядом. Некоторое время они молчат – Лена чертит носком туфельки узоры в пыли, а Сева исподтишка на нее косится. – Ну, как дела? – вдруг спрашивают они одновременно и вразнобой отвечают: – Нормально! – Да все хорошо! – Вот, это – тебе! – торжественно произносит Сева, вручая Лене цветы. Лена разворачивает газету и видит яркие пушистые хризантемы. – Ой, какие желтенькие! Прелесть! – У тебя такие тапки были в больнице… – И правда! Спасибо! Обсудив хризантемы, похожие на тапки, они снова замолкают. Плавно опадают листья с деревьев, сухо шурша под ногами прохожих. Пробегает собака. Голуби и воробьи суетятся около соседней скамейки – старушка бросает им крошки. Медленно проходит мимо маленький мальчик с игрушечным автобусом на веревочке. – Всегда мечтал о сыне, – задумчиво говорит Сева. – Что же помешало? – Лида не хотела заводить детей. Рано, то-се… – Понятно. Как она? – Она-то? Ногу сломала. – Да ты что! – Ну да. Только я вышел, через неделю и сломала. Ну, сама понимаешь… – А сейчас как? – Сейчас нормально. Ходит, правда с костылем. То есть с тростью. Переживает, конечно. Такая красивая женщина – и хромая. Сложный был перелом. Штифты вставляли. – Наладится постепенно. – Да, конечно. Мальчик с автобусом опять проходит мимо них и садится на скамейку напротив, задвинув автобус под скамейку. – Что, в парк загнал? – спрашивает Сева. Мальчик кивает: |