
Онлайн книга «Книга Пыли. Прекрасная дикарка»
Солнце зашло и уступило место луне. Малкольм и Элис плыли молча; Лира крепко спала. Малкольм думал, что и Элис тоже уснула, пока с другого конца лодки внезапно не раздался вопрос: – Ты там голодный? – Нет. – Вот и я тоже. Думала, мы о-го-го как проголодаемся. Давно ведь ничего не ели. – Лира, между прочим, тоже. – Эльфийское молоко, – напомнила она. – Интересно, что оно с ней сделает… Наверное, станет немного фэйри. – Мы тоже ели их еду. – Яйца. Да, было дело. Они плыли вперед по пронизанной лунным светом воде, словно обоим снился один и тот же сон. – Мал. – Что? – Откуда ты узнал, как ее обдурить? Я думала, ни за что не получится, но как только она смекнула, что перепутала имена… – Я вспомнил Румпельштильцхена и подумал, что имена для фэйри – дело важное, так что попробовать стоит. Но если бы ты сама первой не назвала ей не настоящие имена, то действительно ничего бы не вышло. Прошла еще минута в молчании. Потом Малкольм спросил: – Элис, мы с тобой убийцы? Она некоторое время думала, потом сказала: – Он, может, еще и не умер. Тут наверняка не узнаешь. Убивать его мы не хотели, не было у нас такого умысла. Мы просто защищали Лиру, правда? – Вот и я стараюсь думать так же. Ладно, пусть мы не убийцы, но воры – уж точно. – Это из-за рюкзака-то? Никакого смысла не было бросать его там. Кто-нибудь все равно бы его забрал. И потом, если бы не та коробка… Мал, это было гениально. Мне бы такое даже в голову не пришло. Ты нас всех спас. И Лиру вытащил из того большого белого монастыря… – Мне все равно скверно. – Из-за Боннвиля? – Ну да. – Ну, еще бы… Остается только… – А тебе от этого не плохо? – Плохо. Но тогда я вспоминаю, что он сделал с сестрой Катариной. И… Я ведь тебе не говорила, что он мне сказал? – Когда это? – Ну, в тот первый вечер, когда я его встретила. В Иерихоне. – Нет… – И что он сделал тоже… – А что он сделал? – Он сначала купил мне рыбы с картошкой, а потом и говорит, пойдем, мол, с тобой прогуляемся в лугах. А я и подумала: ну, а что, он вроде такой милый… – Это же уже ночь была, нет? Зачем ему понадобилось ночью гулять в лугах? – Ну, он… он хотел… Малкольм вдруг почувствовал себя очень глупым. – А, ну да, – сказал он. – Я… прости. Да. – Не бери в голову. Не так уж много мальчиков этого от меня хотело. Вроде как я их сама отпугиваю. Но он был настоящий взрослый мужчина, и я не устояла. Мы двинули по Уолтон-уэлл-роуд и через мост, и там он меня поцеловал и говорит, мол, ты красивая. Вот и все. И я почувствовала… столько всего, о чем и сказать не могу, Мал. Что-то блеснуло у нее на щеке. К своему бесконечному удивлению, Малкольм понял, что из глаз Элис бегут слезы. Когда она снова заговорила, голос ее немного дрожал. – Но я всегда думала, что если это когда-нибудь случится… ну, то есть если это когда-нибудь случится со мной, то деймон другого человека будет… хорошо обращаться с моим. Так всегда рассказывают. Так люди говорят. Но Бен, он… Ее деймон – сейчас в облике грейхаунда – ткнулся головой ей в руку. Она потрепала его по ушам. Малкольм слушал и молчал. – Эта его проклятая гиена… – продолжала она, всхлипывая, – эта чертова тварь… это было ужасно… невозможно, так не бывает. Уж она-то милой не была. Он – был. Боннвиль был, он хотел и дальше меня целовать… но я не могла, только не когда она рычит и кусается и… и ссыт. Она делала это так, будто это ее оружие… – Я видел, как она это делает, – вставил Малкольм. – Мне пришлось сказать ему «нет, я не могу, не надо больше»… И тогда он просто захохотал и оттолкнул меня. А ведь это могло… Я думала, это будет лучшее, что со мной… А получила только презрение и ненависть. Меня просто разрывало, Мал, ведь сначала он был такой милый, такой ласковый… Он дважды сказал, какая я красивая. Никто никогда мне такого не говорил, и я думала, что уже и не скажет. Она вытащила из кармана рваный платок и вытерла глаза. – А когда эта женщина-фэйри украсила мои волосы цветами и показала в зеркале, что получилось, я подумала… Ну, ведь может быть. Я просто подумала. – Ты правда симпатичная, – сказал Малкольм. – Я, по крайней мере, так думаю. Он постарался сказать это как верный друг. Он действительно чувствовал себя ее другом. Элис, однако, лишь фыркнула, невесело усмехнулась и снова вытерла глаза. – Когда я впервые увидел его в монастырском саду, – сказал Малкольм, – я насмерть перепугался. Он просто выступил из темноты и молчал, а эта гиена встала рядом и стала писать на тропинку. Но попозже тем же вечером он заявился в «Форель», и папе пришлось его обслуживать. Ничего плохого он не сделал, этот Боннвиль, по крайней мере, не в трактире, но все остальные клиенты как-то сразу рассосались. Как будто они уже все про него знали. Я когда вошел, он так любезно себя со мной повел, так дружелюбно, что я подумал – наверняка я ошибся, не так понял, а на самом деле он душа-человек. И все это время он охотился за Лирой… – У сестры Катарины не было никаких шансов, – сказала Элис. – Никакой надежды, вообще. Он мог получить все, что хотел. – И почти получил. Если бы наводнение не началось… – Думаешь, он правда хотел убить Лиру? – спросила она. – Так все и выглядело. Представить не могу, чего еще он мог хотеть. Ну, разве что похитить ее. – Может быть… – Мы должны были ее защитить. – Ну да. Они знали, что должны, что у них не было выбора. Малкольм, по крайней мере, точно знал. – Что это была за штука, которую ты вынул из коробки? – спросила Элис несколько минут спустя. – Алетиометр. То есть, я так думаю – я его никогда не видел. Их всего шесть сделали, и они знают, где пять, а одного уже много лет никто не видел. Наверное, это и был тот, пропавший. – И что он стал бы с ним делать? – Может, продал бы. Или попробовал сам его о чем-то поспрашивать, но для этого вообще-то надо годами учиться… А может, стал бы торговаться с кем-то. Он же был шпион. – Откуда ты знаешь? – Те бумаги в рюкзаке. Многие были зашифрованы. Если мы когда-нибудь попадем домой, я их отнесу доктору Релф. – Думаешь, мы можем и не вернуться? – Нет, я думаю, у нас все получится. То, что сейчас происходит, наводнение и все остальное… Это что-то вроде… даже не знаю, как сказать. Это как время между другими временами. Как сон или наваждение… |