Онлайн книга «Квинтет времени. Книге 2. Ветер на пороге»
|
– И? – Что «и», Мег? – Что с ним не так? – Мы этого не знаем, Мег. Пока не знаем, во всяком случае. – Чарльз говорит, ты тревожишься за него. – Да, тревожусь. А ты что, нет? – Тревожусь. Но я-то считала, это все школа. А теперь думаю, что не в школе дело. Он просто прошел через сад – и уже весь запыхался. И он слишком бледный. И выдумывает всякое. И вообще, он выглядит… не нравится мне, как он выглядит! – Мне тоже не нравится. – В чем же дело? Что с ним? Это вирус какой-то или что? Миссис Мёрри замялась: – Я не уверена… – Мам, ну пожалуйста! Если с Чарльзом и правда все плохо, я уже достаточно взрослая, чтобы знать! – Да я и не знаю, плохо или нет. И Луиза тоже не знает. Когда мы что-то точно выясним, я тебе скажу. Честное слово. – Ты ничего не скрываешь? – Мег, ну какой смысл говорить о том, в чем я сама не уверена? Через несколько дней все станет ясно. Мег нервно ломала руки. – Ты и правда очень встревожена… Миссис Мёрри улыбнулась: – Мамы всегда тревожатся. Где он сейчас? – Он… я его оставила там, на стене… сказала, что сбегаю домой за кардиганом. Ладно, я побежала, а то он решит… И Мег, не договорив, пулей вылетела из лаборатории, схватила кардиган, висевший на крючке в кладовой, и кинулась обратно через лужайку. Когда она прибежала к Чарльзу Уоллесу, он по-прежнему сидел на стене, там, где она его оставила. Драконов не было. Вообще-то, она и не думала, что там будут драконы. И все равно была разочарована. От этого беспокойство за Чарльза еще усилилось, хотя и ненамного. – Ну, что сказала мама? – спросил он. – Ничего. Чарльз устремил на нее свои большие, проницательные синие глаза. – И ничего не говорила про митохондрии? Про фарандолы? – Что? Нет, с чего бы? Чарльз Уоллес постукивал резиновыми задниками кед по стене, смотрел на Мег и молчал. – Нет, с чего вдруг мама должна была говорить о митохондриях? – настаивала Мег. – И кстати – не из-за них ли у тебя начались неприятности в первый же день учебы? – Я ими очень интересуюсь. И драконами тоже. Ты извини, они пока не возвращались. – Чарльз Уоллес однозначно желал сменить тему. – Давай их еще немного подождем, ладно? Я скорее предпочел бы иметь дело с драконами, чем с детьми в школе. Спасибо, что ходила ради меня к мистеру Дженкинсу, Мег. Вообще-то, это была глубокая тайна, покрытая мраком… – А ты откуда знаешь? – Знаю, и все. Мег ссутулилась: – Ну и толку? Все равно это ничем не помогло… Она и не надеялась, что поможет. Мистер Дженкинс несколько лет пробыл директором большой районной средней школы. И когда его в этом сентябре внезапно перевели в маленькую деревенскую началку, официальная версия гласила, что здешней начальной школе требуется обновление и что мистер Дженкинс, дескать, единственный, кому это можно доверить. Однако же в деревне поговаривали, что он попросту не справился с хулиганьем в районке. Мег про себя подозревала, что он вообще не способен справиться с кем бы то ни было. И она глубоко сомневалась, что мистер Дженкинс поймет и полюбит Чарльза Уоллеса. В тот день, когда Чарльз Уоллес пошел в первый раз в первый класс, Мег нервничала куда сильнее, чем он сам. Во время последних уроков она никак не могла сосредоточиться, а когда занятия наконец-то закончились, вернулась домой и обнаружила, что у Чарльза Уоллеса вздулась и кровоточит верхняя губа, а на щеке красуется ссадина. Мег охватило ощущение полной безнадежности – и жгучая ярость. Деревенские всегда считали, что Чарльз Уоллес «странненький» и, кажется, немного не в себе. Забирая письма на почте, покупая яйца в магазине, Мег то и дело перехватывала обрывки разговоров: «А младшенький-то у Мёрри совсем того!», «Говорят, у шибко умных детишки часто рождаются тупыми», «По слухам, он и говорить-то не умеет». Будь Чарльз Уоллес и вправду глупым, все было бы куда проще. Но Чарльз Уоллес был умный, и у него не очень-то хорошо получалось скрывать, что он знает намного больше всех остальных шестилеток в классе. Один только словарный запас его бы выдал: он и в самом деле заговорил сравнительно поздно, зато сразу полными предложениями, безо всякого там младенческого лепета. При посторонних он до сих пор почти не разговаривал – это была одна из причин, почему его считали тупицей, – и тут он пошел в первый класс и вдруг заговорил, как… как его родители или сестра. Сэнди с Деннисом – те прекрасно уживались со всеми. Неудивительно, что Чарльза невзлюбили. Все думали, будто он отсталый, а он разговаривает, что твой толковый словарь. – Ну, ребята, – сказала учительница первого класса в первый школьный день, лучезарно улыбаясь стайке первоклашек, – давайте теперь каждый из вас что-нибудь расскажет мне о себе. – Она заглянула в свой список. – Начнем с Мэри Агнес! Кто у нас Мэри Агнес? Маленькая девчушка с выпавшим передним зубом и соломенными волосами, заплетенными в две тугие косички, сообщила, что живет на ферме и что у нее есть свои куры – сегодня они снесли целых семнадцать яиц! – Отлично, Мэри Агнес! Ну а ты, Ричард… тебя зовут Дикки, да? Толстый мальчик встал, кивнул и улыбнулся от уха до уха. – Что нам расскажешь ты? – Мальчишки – они не такие, как девчонки, – начал Дикки. – Мальчишки – они совсем по-другому устроены, потому что они, это… – Хорошо, Дикки, хорошо. Об этом мы поговорим позднее. Ну, Альбертина, давай теперь ты. Альбертина осталась в первом классе на второй год. Она встала, оказавшись почти на голову выше всех остальных, и гордо поведала: – Наше тело состоит из костей, кожи, мышцев, кровавых сосудов и всего такого. – Отлично, Альбертина! Правда, ребята? Я смотрю, у нас в этом году собралась целая компания настоящих ученых! Давайте похлопаем Альбертине! Ну а теперь… – она снова заглянула в свой список, – Чарльз Уоллес. Тебя зовут Чарли, да? – Нет, – ответил он. – Меня так и зовут – Чарльз Уоллес. – У тебя ведь родители ученые, да? – спросила она и, не дожидаясь ответа, сказала: – Ну давай расскажи нам что-нибудь. Чарльз Уоллес («Ну думать же надо было!» – упрекала его вечером Мег) встал и сказал: – Сейчас меня больше всего интересуют фарандолы и митохондрии. – Что-что, Чарльз? Какие еще ипохондрии? – Митохондрии. Митохондрии и фарандолы происходят от прокариот… – От кого? – Ну, в общем, несколько миллиардов лет назад они, вероятно, проникли в то, что потом сделалось нашими эукариотическими клетками, и остались там жить. Они обладают собственной ДНК и РНК, а это означает, что они существуют отдельно от нас. Они находятся в симбиотической связи с нами, и что самое удивительное – что мы полностью зависим от них в том, что касается кислорода… |