Онлайн книга «Отправляемся в полдень»
|
И обидно за наших до соплей. Теперь на мне уже не та красивая хламида – жалко её, а проще, пушистая, в неё заматываешься. И с поясом. В этой удобно. В пищеприёмке, точнее по-здешнему, кухне – уже Фил. Что-то жарит, оно пахнет объедено. Сажусь, качаю ушастика на ноге. – Будем завтракать, – говорит он. И будто не рад этому – хмурый, расстроенный. Ставит мне под нос тарелку и кружку с тем самым вкусным. Кофе, во. Плюхается напротив, ковыряет в свой тарелке. – Чё не весел, парниша? – поддеваю румяный кусочек, кидаю в рот. – Это же просто вау! У вас жрачка – круть! – Мне тяжело, – нытельно говорит он. – Вижу тебя, а ты, как она, и хоть плачь, что не она. – Не плачь. Меня вон какой-то хмырь ваш наружу душой вывернул – и то! – бормочу с набитым ртом, за что точно бы схлопотала от бабы Коры. – Давай лучше возвращать: меня в книгу, а её тебе. – Легко сказать! – Ну а чё? А низя, – жую, – просто вписать меня назад? – Если бы всё было так просто. Вздыхает, болезный. Жаль его, поэтому встаю, обнимаю. Он отталкивает, машет на меня руками. – Не делай так! И красный весь. – Ну прости, хотела утешить. Ты грустный. – Спасибо, развеселила и утешила, – фырчит как тот игольник, – ешь давай, утешительница, и в гости пойдём. – В гости? Ой, а к кому?! К Алёне? – ходить по гостям люблю. У нас только особо не находишься. В Залесье такие друзья, что приди к ним в гости, сожрут дорого не возьмут. Притом, в буквальном смысле. А из косточек сувениры сделают, ага. Но тут же другие гости. Они живут в домах и едят вкуснятину. Зачем им я? – Пойдём к моему учителю, Аристарху Богушу. Я вчера ему кратенько отписал о тебе по почте. – По почте? – давлюсь, кашляю, роняю вилку. – Письмоносец же вчера не заходил? Я всю ночь провалялась, знаю. Фил лыбится. – Как-нибудь покажу тебе нашу почту. У нас письмоносцы невидимые. И тут звенит. Теперь лишь замечаю эту штуку. Вернее, ещё раньше заприметила, но спросить боялась. Фил берёт. Ведёт по экрану пальцем и начинает говорить в это! О, здесь, поди, редкая магия. Магия, которая передаёт голос и письма через невидимок. – Да, – говорит Фил в штукенцию, – уже выходим. – И, прикрыв рукой, мне: – Иди одевайся. Только, ради всего святого, не в вечернее платье. Киваю, быстро доедаю и мчусь. Он кричит мне вслед: – И в душ не забудь! Прям как баба Кора, та вечно следит, чтоб руки мыли и себя. Воду тащит чёрти откуда. Показываю язык – Филу тут и бабе Коре там, быстро плещусь и снова туда, в эту коробку, где куча хламид. Наверное, учитель Фила важный человек. Лучше одеться поважнее тоже. Как у них тут важно одеваются? Беру книжецу, где много картинок с Машей. Он предпочитает штаны. Я, по правде, тоже. Штанов у неё много. Достаю. Выбираю ярко-синие. Хламиду наверх – зелёную. Вчера вертела, но не поверх же было одевать? Выхожу, Фил округляет глаза, что тот крабокарп, к стене шарахается. – Ну ты и вырядилась! Нужно будет Алёну попросить с тобой поработать. Но пока некогда, пошли. У входа нас ждёт колымага и две старушки. Колымага не такая нарядная, как та, на которой мы удирали от Шумного и его кашалотов, но ну куда круче наших в разы. Старушки смотрят на меня странно, Фил злится: – Не спится им! – О, Филиппушка! Доброе утречко! И тебе, Машенька! – лепечет ближняя к нам бабулька. Не сразу соображаю, кому она. Потом – допетривает и акаю, радостно лыблюсь в ответ: – И вам не хворать, любезные барышни! Тотошка так всем старшим говорит, они млеют. Эта же чё-т морщится, наклоняется к другой, будто шепчет, но я-то слышу: – Вишь, говорила же: головой стукнулась! Другая смотрит жалостливо: мол, такая, ой-ой, детонька. У меня уже язык начинает чесаться, так припечатать хочется чем-нибудь злым. Но Фил берёт за руку и тянет в колымагу. – Сплетницы! – рычит он, когда устраивается. – Живём, как на ладони. – Но ведь так и есть! – удивляюсь. – Все мы – на ладони Великого Охранителя. Покуда он милостив, ладонь открыта. Живи себе, Небесную Твердь копти. Но может разозлиться, ладонь сжать и тогда всё! Совсем всё, понимаешь. Только сок и потечёт! Водитель косится на нас в смотрелку, что вверху, и ржёт. Фил вздыхает вновь: – Что-то недобрый он у вас, этот Охранитель. – Ты чего! – взвиваюсь. – Он добрый, всегда с открытой рукой. Потому и живём. И вообще, он же не хотел. Просто спящие… Когда они заснули, стало некому присматривать за миром. Вот он и взялся. Он молодой ещё, не всё умеет. Но добрый, говорю тебе. В этот раз за болтовнёй и дороги не вижу. Но вроде дома мелькали одинаково серые, неинтересно. И даже тот, у которого останавливается, похож на наш, откуда мы с Филом вышли. Точь-в-точь, только выше. Мы заходим, и Фил ведёт меня не к ступенькам, к странной двери. Нажимает кнопку, и оттуда идёт грохот и вой. Словно землетвари в Подземельях Шильды роют. Однажды видела землетварь, больше не хочу. Поворачиваюсь, чтобы уйти, но Фил тянет: – Эй, куда собралась. Нам наверх. И тычет пальцем. Тут двери открываются, вижу кабинку, нестрашная вроде. Вхожу за ним. Он снова жмёт на кнопку, и… мы взлетаем! Ей-ей! Чую, как земля уходит из-под ног. Ух! Хватаюсь за Фила. Наверное, щаз шальная. Ору ему в ухо: – Мы в Небесную Твердь? – Почти, – ухмыляется он и ласково, успокоительно хлопает по руке меня. – Но… я не могу… я из падших же. Наши сразу сгорают там в синем пламени. Не хочу гореть! – Не бойся! Никакого пламени! Кабинка вздрагивает, замирает, открывает зев свой и выпускает нас. И сразу же распахивается дверь и выбегает прямо на нас полоумный старик. – Горим! Пожар! – вопит он. – Вызывай пожарных, Филипп. У меня телефон там, – тычит дрожащим пальцем за дверь. Фил начинает мыкаться со своей магической хренькой. Я вся тоже трушусь. Тут из клубов дыма, что валит оттуда, из комнаты, выскакивает адская гончая и прыгает на меня… Валит, грохаюсь, пронзает в голове, будто на штырь нанизалась. И уходит всё. |