Онлайн книга «Отправляемся в полдень»
|
Голос ласкает, обволакивает. Хочется верить, но нельзя. Смерть недаром раскрывала мне свои объятия, она предлагала остаться, а я ушла и украла у неё. Никому нельзя красть у смерти. Корень обрывается. Мне вслед несутся проклятья. Бездна раскрывает пасть. Горгульи хлопают крыльями. Хохочут. Победили. А у меня – крыльев нет. Любимый ушёл и унёс их с собой. Лечу бескрыло, камнем, тушей… Тьма смыкается над головой. Ад пожирает меня. Гудок шестнадцатый …вот дерьмо! Вся скручена и вишу. Во рту вонючая ветошь. Ну, Серый! Точно ушлёпок! И надо же было поверить и пойти да ещё и рот так раззявить, что проворонить, как обдурил! Но ведь там – Харон! Тот поезд! Мне про него всё в уши турчали – и дед тот, Карпыч, что нашёл, и баба Кора потом. И даже Гиль знал! Дёргаюсь. Руки отомрут скоро. Горло дерёт от вони: это – та тряпка во рту. Серый, мразь, отпусти! Хоть для него и мычу, но, видать, распознаёт, что ругань. Я щаз только врубаюсь, где вешу на каком-то дереве, прям над тем самым обрывом. Ну, под которым Харон. Вернее, над площадкой у обрыва. Серый лыбится и ваще, как важный гусь сам. Видать отыгрывается за тот раз, когда обломала. А не для тебя, ушлёпок, моя ягодка зрела! Пырхаюсь. Так бы и харкнула этой хренью ему прямо в рожу, ишь, лыбится. Говорит: – Развяжу, если будешь умницей, не станешь орать и дурить. Разговор есть серьёзный. Эх, если мои зеньки жгли, как у того Тодора, на месте этого переговорщика сейчас бы дымилась кучка пепла! Но киваю. Развязывает, вытаскивает кляп, плюхаюсь, тру зад, шарахаю ублюдка по ноге. Сигает на другой, эту поджал. – Эй, договаривались не дурить! – Ой ли! – встаю, трясусь, как Тотошка, если мокрый. – А вязать разве был уговор? И фигню дурманящую в нос пихать? – Ну прости. Писец простой какой. Ну лан, размялась, подобрела. – Говори, что хотел. – Уехать отсюда хочу на поезде. Харон, который. – Тебе надо, – соглашаюсь, вспоминаю Фила, деда и Белого. – Там чел один, он, кароч, придумал, как миры призывать и из них всякое вытаскивать. Меня вот вытащил к вам. Хотел из меня розу достать. Говорил, можно всякого нахватать из Призванных миров. А ещё там были спящие, которые совсем не спящие, а папы – Маши, ну той, она – вроде как я, и Иркин ещё. Она улетела. – Куда? Он зеньками только лупает, соображает и переваривает на ходу. – Хэзэ, они и сами не въехали. Но искали, волновались. А ещё, чуть не забыла, тот Белый говорил, что теми всеми штуками из миров он станет круче нашего Охранителя. Вот. Кароч, армагедец у вас там не лучше нашего. Валить тебе надо отсюда. – Хорошо, что понимаешь. – Да, там остались хорошие ребята. И Дружок. Я ему обещала. – Так поможешь мне сесть на этот поезд? – Угу, только ты это, мне тоже. – А чего удумала? – Тебе в своём мире жить, мне – здесь, в Залесье. И как бы хреново не было, жить охота. Мы ушли от Дома-до-неба, а мне туда надо, к Розе. Без Тодора – не дойти. А он без тебя не пойдет. – Вот скажи, – Серый зырит пристально и печально так, как Тотошка, когда просит, – на фига я ему? Плечами жму. – Ты – добыча. А в Залесье у нас раз добычу зубом уцепил – тяни в норку. Там разберёшь: зачем? – Играется, – вздыхает. – Ты ведь тоже? Тут ему не нравится. Фырчит, дуется весь. – А ты зрячая. – А то… И уже залолить хочу, пальцем тыча, как тут – ветер будто: – Слепая. Сигаю в сторону и вверх, шкура на загривке – дыборем! Приведение! Весь такой прекрасный и золотится – Пак. Лыбится, как там, тогда. За этой лыбой мы, как на верёвке шли. Да что там мы – землетвари! – Не рада, – а сам шелестит: не разберешь – радостью или стебётся? У него всегда так было. А у меня зеньки щиплет, в горле – игольники, и, чую, ща разнюнюсь и навешаю ему, хоть и мёртвый. Потому что радая, аж дрожь берёт! – Пак! Блииин! И не обнять! И сдуру вспоминаю наш первый поцелуй, херовеет ещё сильнее. За Серого хватаюсь. – Ну извини, – виновато разводит руками. – Это ты у нас – вечноживущая Матерь, а мы, увы, померли. Кто раньше, кто позже. Вер, правда, ещё ждёт. – Чего ждёт? – влазит Серый. Он совсем не прифигевший, будто каждый день таких вот, светящих видит. Наверно, свыкся у нас. – Её, – говорит Пак и в меня тычит, – и сильфиду. – Какую ещё сильфиду? Ты не говорила. Серый злится, таращится – луполки вот-вот вылезут. – Ну блин, хотела сказать, он… в общем.. – злюсь тоже, не люблю рассказывать, – её, кароч, нужно найти, чтобы спасти мир. А без неё не выйдет. Так и Охранитель говорил. И мама. Мама тоже сильфидой была. Она зерно Ульте отдала, чтобы та родила ещё сильфиду. Вот теперь он припудренный становится. – Кароч, я и хотела сказать: нужно к Дому-до-неба и сильфиду найти. А потом поедешь. Пак ухмыляется, зырит на нас, знаючи, играет тоже. – Можно совместить, – и рукой поводит, – я ж всегда за транспорт был. Оно всяко быстрее и сподручнее. А этого, – кивает на Серого, – просто на нужной остановке высадим. – А билеты как же? – Серёга вон куда за билетом прискакал, и Карпыч говорил, что без билета на «Харон» – ни-ни! – Билеты у Вера. Он ждёт, ты бы поспешила. Ему за стольник уже. Сколько ещё выдержит? – А где он ждёт? – В Подземельях Шильды, конечно. Ненавижу их. Опять в ту дыру лезть! – И ангела вам придётся с собой взять. Его здесь оставлять нельзя – насолил много. Они его без вас казнят. – Да-да, – влезает Серый, головой бултыхает, как болванчик, – и меня мучил! На нос монстра вешал! В клетке! – Монстра? – переспрашивает Пак, не врубился, бедняга. – Это он землетварей так, – говорю. Пак прыскает. – А этот ангел мне нравится. Я сам вот не догадался. |