Онлайн книга «Садовник (сборник)»
|
Павлуша ступил на землю, и тут случилась неприятность, и даже две неприятности… – Посторонись! – предупредил кто-то, но Павлуша посторониться не успел, а может, не захотел. Свинка улетела на новый виток, каковой Чучмек изобразил Мякишу движением пальца. У того округлились глаза. – Так это она… быстрей Терешковой, – потрясенно прошептал стоящий рядом Афоня. А Павлуша оказался на земле, в грязи. И одновременно случилась вторая неприятность, на которую никто не обратил внимания, кроме Забродиной: Ленин упал и разбился на более мелкие части, чем в первый раз. Павлуша вскочил и, будто не падал, продолжил свою гневную речь: – Я умываю руки! Я уезжаю в Семиреченск! Я отправляюсь в Москву! Я эмигрирую в Австралию! Я улетаю на Марс – только чтобы не ходить с вами по одной планете! И вас проклинаю! – И напоследок изобразил рукой крест, как делает это со своими пациентами Алан Чумак. Несмотря на такое эмоциональное прощание, малоивановцы нисколько не обиделись, а только удивились, ну и расстроились, конечно. – Чего это он? – не поняла Катя-продавщица. – Вернется… – Вернется, куда он денется, – пообещал Чучмек. Поглядев еще немного в спину уходящего Павлуши, малоивановцы стали делить зверей. Процедура эта прошла на удивление мирно. Слона взяла на себя баба Шура. – Моя вина самая большая… – объяснила она свой выбор. В отсутствие орла Сталин взял себе льва. Попугай, понятное дело, достался Полковнику, да и кандидатура для удава практически не обсуждалась. Зебры ушли к Мякишу и Кате, им же, как главным птицеводам, выделили и страуса. Хотя Катя противилась, узнав, что страус – петух. «Он мне всех кур передавит», – кричала она, но в конце концов сдалась. Кенгуру взяли к себе Тося с сыном. Зароков и обезьяна – это даже не обсуждалось. На медведя пошел Сухов. Сорокин смирился с горным козлом. Никто не хотел брать волка. Решили отпустить его на все четыре стороны. Свистели, улюлюкали, бросали палки, направляя его в сторону леса. Но волк поджимал хвост и шел к людям. Нюра-барыня сжалилась и взяла его к себе. Председатель остался со своим непонятным зверем. Колька ликовал, хотя и не подавал виду. Прошла неделя… Нельзя сказать, что после всего случившегося жизнь в Малых Иванах кардинально переменилась, встала с ног на голову или наоборот. Жизнь есть жизнь, она, как говорится, берет свое. Ну и что, что кенгуру, ну и что, что дикие животные, в конце концов, и мирный мерин Мякиша брал свое начало от дикой лошади Пржевальского, да и сами малоивановцы, если верить Дарвину и авторам известного вам письма, были когда-то одной большой обезьяной. Но кое-что, конечно, переменилось. Так, понедельник у Председателя стал днем приема по личным вопросам… Баба Шура вошла в приемную и нахмурилась – думала, первая будет, а тут уже народу полно. Секретарша Забродина сидела перед дверью шефа и вязала чулок. Поздоровавшись, отряхнув снег с воротника и постучав валенком о валенок, Александра Ивановна села с краю и стала ждать. – А снегу-то нынче, снегу, – поделилась секретарша свежей мыслью и зевнула. Снег и правда шел всю неделю без перерыва, и нападало его уйма. – Кто у него? – обратилась баба Шура к сидящему рядом Сорокину. – Полковник, – с готовностью сообщил Виктор Николаевич. – Секретное совещание, – добавил Сухов и подмигнул. – За мясом? – спросила его баба Шура. – А за чем же еще? За неделю, гад, корову сожрал. А спать ни в какую не соглашается… – А мой не лев, слушай, не знаю кто, – поделился Сталин. – Дашь ему конфетку, оближет с головы до ног. Простудился! – А наша фулиганичает, – включилась в разговор Тося. – Я у нее деньги от Афони спрятала. Он полез, она ему в глаз. А теперь и мне не отдает. – Эх, мне бы ваши проблемы, – со вздохом заговорил Сорокин и, достав из кармана, показал бельевую прищепку. – Я без нее дома не хожу. Невозможно. – Горный козел? – не поверил Сталин. – Горный, – кивнул Сорокин. – Но вонючий. Очень вонючий. Забродина улыбнулась. – А я на мою Дашеньку не нарадуюсь. Кажется, если кто ее обидит – задушу собственными руками. – Забродина сказала это, не переставая вязать свой чулок, и все внимательно на него посмотрели, поняв, что это не чулок, а что-то другое. Снег стаял с валенок бабы Шуры, стаял и высох, и она поднялась и пошла к Председателевой двери. Забродина вскочила, но баба Шура подняла руку. – Милая, ты меня знаешь, – предупредила она и ворвалась в кабинет. Председатель и Полковник склонились над столом, как генералы перед битвой. Полковник был в черной военной форме без знаков отличия. Форма молодила его и стройнила. – Александра Ивановна! – обрадовался Данилов. – Очень хорошо… Товарищ Полковник предлагает, по-моему, дельную вещь – засекретить наших зверей. – Как это? – не поняла баба Шура. – Зачем? – На всякий случай. И в разговоре при посторонних применять шифр или код. Дуб, береза и сосна. Вот твой Раджа, например, – Председатель посмотрел в лежащий на столе лист, – Дуб-4. Ну, как тебе? – Никак, – равнодушно ответила баба Шура. – А теперь я у тебя спрошу: ты гуляешь? Данилов растерялся, покосился на Полковника и попытался улыбнуться. – Да уж давно… времени не хватает! – А как ты думаешь, слону гулять надо? Стоит он в этом телятничке, киснет от жары. Он уже и есть не просит. – Ты в этом смысле. – Данилов вытер со лба выступивший пот. – Что я могу поделать – зима. – А вот что! – Александра Ивановна положила на стол лист, вырванный из альбома для рисования. – Колька нарисовал. Председатель и Полковник вертели листок, не в силах понять, что на нем изображено. – Это слон, – пришла на помощь баба Шура. – А это одежда на нем. – Одежда? – Это попона, это шапка-ушанка, а это нахоботник. – Что? – попросил повторить Данилов. – Нахоботник. У него хобот мерзнет. Председатель откинулся на спинку стула. – Ну, ты даешь, Александра Ивановна, нахоботник… – В общем, я посчитала, нужно двенадцать овчинных полушубков. Два у меня есть, мой вот от Любки остался, а десять с тебя. – Да где я тебе их возьму?! – вскочил Данилов. – Где хочешь! Ты председатель, тебя народ выбирал, вот и потрудись для народа! В приемной раздался вдруг какой-то шум, а за окном на улице – треск двигателей. В деревне что-то происходило. |