Онлайн книга «Садовник (сборник)»
|
9. Там же, тогда же Белый рояль у стены. Анна за роялем. Гости замерли. Олигарх смотрит тем же влюбленным и благодарным взглядом. Анна: На новоселье принято дарить подарки, и я не сомневаюсь, что вам их много уже подарили – больших и дорогих. Примите же и мой маленький скромный подарок – не из магазина, а из самого моего сердца. Анна играет и поет: Вернулся я на родину, Шумят березки стройные. Я много лет без отпуска Служил в чужом краю. И вот иду, как в юности, Я улицей Заречною И нашей тихой улицы Совсем не узнаю. Анна играет и поет. Гости слушают внимательно, хотя и не без смущения – уж больно неожиданный репертуарчик. Но поет Анна здорово – искренне, чисто, красиво. На глазах олигарха – слезы. 10. Поселок Большие Сосны. Вечер – Совсем, совсем не узнаю! – восклицает в сердцах олигарх, стоя на балконе своего дома и глядя сверху вниз на родной поселок. Рядом Анна и Сурепкин. Олигарх: Здесь были маленькие деревянные домики. Здесь, здесь, здесь… На месте маленьких деревянных стоят огромные каменные домищи. Олигарх: Домик, садик, огородик… И этот… Ну… этот… Олигарх не решается произнести грубое слово, и Анна приходит на помощь: – Сортир? Олигарх смущенно кивает и взволнованно продолжает: – Летом я забирался на крышу дома и загорал. У меня был маленький магнитофон «Весна» и кассеты с вашими песнями. Кушал вишни и слушал… – Счастливое детство, – с пониманием произносит Сурепкин. – Да, счастливое, очень счастливое, – радостно подхватывает олигарх и тут же грустнеет. – А теперь так все переменилось. Я приехал и не знаю, с чего начать. – Начните с шоу-бизнеса, – осторожно подсказывает Сурепкин. – А также кино… Российское кино сейчас на подъеме. Но олигарх не слышит лукавой подсказки, а, глядя вдаль, растерянно повторяет: – Все изменилось, все… – А вот и не все! – радостно восклицает Анна. – Смотрите: домик, садик, огородик… – И сортир, – добавляет Сурепкин. Среди дворцов каким-то чудом уцелела хижина. Но олигарх не удивляется, а грустно улыбается: – Последний остался… – Как это он умудрился, – недоумевает Сурепкин. – Здесь же земля золотая. – Золотая, – со вздохом соглашается олигарх. – Дороже, чем на Манхэттене… Сурепкин: И хозяин до сих пор не продал свой участок? Олигарх: И не продаст. Такой человек. Анна: Что, такой жадный? Олигарх: Нет, не жадный… Как сказать… Тяжелый… Анна: В каком смысле? Олигарх: Рука тяжелая… И нога… Бил меня в детстве… По шее, по спине и… ниже спины… – За что? – удивляется Анна, но олигарх ответить не успевает, так как на балкон выбегают, словно расшалившиеся дети, Илья и хорошенькая школьница в бриллиантах. – Ах вот вы где! – звонко восклицает она. – Наконец мы вас нашли! Папа, познакомь же меня с Анной Сапфировой! Олигарх смущенно улыбается и представляет девочку: – Моя жена. Растерянность на лице Анна мгновенна, и она представляет Илью: – Мой муж. Теперь растерян олигарх. Девочка указывает пальцем на уже знакомый нам домишко с садом, огородом и сортиром и коротко оценивает: – Жесть! Анна и олигарх смотрят друг на друга, не понимая. – Жесть значит круто, – приходит на помощь Илья. – А круто значит хорошо, – переводит с русского на русский Анна. – Это надо запомнить, – говорит олигарх, вновь впадая в задумчивость. 11. Перед домом олигарха. Вечер. Праздничная поляна заполнена людьми. На эстраде играет джаз. Столы с угощениями, снующие официанты. Гости танцуют, пьют, беседуют. Анна сидит в белом кресле, в руке стакан с соком. Сурепкин пьет, Илья ест. – Еще будет салют! – радостно сообщает Илья. – Как же без салюта, без этого они не могут – победители, – разводит руками Сурепкин и опрокидывает в себя рюмку водки. К ним подбегает стройный, безупречно одетый молодой человек. Это и есть Толстой – пиар-директор Анны. Он целует ее ручку, приятельски здоровается с Ильей и вопросительно смотрит на Сурепкина. Сурепкин поднимает руку и трет пальцем о палец, требуя выигранные деньги. Толстой кисло улыбается. – Да я бы раньше вас успел, если бы не ГАИ. Выпил утром бутылку квасу, а в нем, оказывается, есть алкоголь. Два часа мурыжили, на двести баксов развели… – Кто же с утра пьет квас? – иронично спрашивает Анна. – Толстой! – рапортует Сурепкин. Толстой улыбается в надежде, что прощен, но Сурепкин вновь трет пальцем о палец. Толстой вынимает из нагрудного кармана заготовленный стольник и с кислым видом протягивает Сурепкину. Тот деловито прячет его в бумажник и деловито же обращается: – Выпьем с горя? – А обратно кто вас повезет? – огрызается Толстой. Стоящие рядом Сурепкин и Толстой совершенно разные: возрастом, весом, статью, мастью, характером, но в глубине глаз обоих можно разглядеть присущую всем жуликам постоянную озабоченность. – Это правда, что Анна Ивановна при всех поставила на колени Хомутова? – как бы между прочим интересуется Толстой. Сурепкин опрокидывает в себя рюмку и кивает. – Он назвал маму незабвенной, – докладывает Илья. – Ну и что? – пожимает плечами Сурепкин. – Хорошее слово… – Это хорошее слово, господин Сурепкин, произносят на похоронах, – с сарказмом в голосе говорит Анна. – В ближайший год на телевидении мы не появимся, – меланхолично произносит Толстой. – Но есть же разные каналы, – напоминает Илья. – Ворон ворону глаз не выклюет, – с иронией в голосе произносит пьянеющий на глазах Сурепкин и обращается к Толстому с вопросом: – А вот скажи мне, Толстой, олигарх и олигофрен – слова одного корня? Толстой пожимает плечами: – Надо справиться у Даля. В этот момент к Анне сзади скрытно подходит женщина, делая мужчинам знаки, чтобы они ее не выдавали. Женщина крупная, нескладная, смешная. Появление ее в глазах мужчин никакого энтузиазма не вызывает, скорее наоборот – они переглядываются, кисло улыбаясь, но все же ее не выдают. Женщина сжимает ладонями голову Анны. Та, однако, недолго думает. |