Онлайн книга «Садовник (сборник)»
|
– Пашка Лебедкина, – угадывает Анна, причем в голосе слышится теплота. Это – Паша Лебедкина, старинная подруга Анны, хотя и вдвое ее моложе. Хозяйка салона «Русские шторы». – Узнала! Ха-ха-ха! – весело смеется она. – Опять узнала! Ну скажи, как ты узнала? – Кто же, кроме тебя, на такую глупость решится? – отвечает Анна, поправляя прическу, и спрашивает удивленно: – А что это ты тут делаешь? – Клиентов ловлю! – жизнерадостно отвечает Паша. Мужчины прыскают смехом. – Что подумали, дураки? – укоряет их Паша и вновь обращается к Анне: – Тебе, Нюся, хорошо, ты красивая и знаменитая, а тут… – Грустит Паша всего одно мгновение. – Слушай, а ты видела его жену? – Видела. – Нет, я понимаю, для чего нужен женщине молодой муж, но зачем мужику девочка – не понимаю! – громко восклицает Паша. – Для того же самого, – многозначительно произносит Сурепкин. – Потише, – морщится Толстой. К ним направляется улыбающийся господин с пакетом в руке. Подойдя к Анне, он наклоняется и подобострастно шепчет, протягивая пакет: – Анна Ивановна, Давид Давидович просил вам это передать в качестве гонорара за исполнение музыкального произведения. Анна удивленно вскидывает брови, глядя на пакет: – Что там? – Деньги. Доллары. Сто тысяч. Анна капризно морщится. – Я разлюбила доллары и полюбила евро… – Мы можем их поменять. – Я о другом. То был подарок, а разве можно брать за подарок деньги? Господин недолго обдумывает услышанное. – Я передам ваши слова Давиду Давидовичу. – Передайте, – говорит Анна, великодушно улыбаясь. Господин ретируется. – Ну, мама… – восторгается Анною Илья. – Это что-то с чем-то! – восклицает Паша. – Отказаться от ста тысяч… Сурепкин безнадежно машет рукой и снова выпивает. – Гениальный пиаровский ход! – восторгается Толстой. – Жаль, что фотографов поблизости не было. Ну, ничего, смонтируем! Гениально, Анна Ивановна!.. – Как же вы мне надоели, – морщится Анна, встает и уходит. Следом спешит Паша. Илья направляется за ними, но, понимая, что в женской компании он нежелателен, останавливается. Сурепкин и Толстой смотрят на уходящих. – Чудит старуха, – задумчиво произносит Толстой. – Вторую неделю не спит, – сообщает Сурепкин. – Как бы ласты не склеила… – Не дай бог! – восклицает Сурепкин. – Набегут наследнички – затаскают по судам. – Его так пугает эта перспектива, что он поднимает руку, чтобы перекреститься, но увидев проходящего официанта с напитками, машет ему, подзывая. 12. Там же. Тогда же Анна и Паша неторопливо идут через праздничную поляну, сдержанно отвечая на приветствия. – Глянь, глянь, – говорит Паша, указывая взглядом на длиннющую красавицу-блондинку. – Узнаешь? – Нет. – Баранова, жена Козлова. – Не может быть… – удивляется Анна. – Она же была маленькая и толстенькая. – Была. Пятнадцать пластических операций плюс увеличение роста на пятнадцать сантиметров. Ломают ноги и вытягивают. Какой-то миллион долларов – и совсем другой человек. – Да-а… – Привыкшая не удивляться, Анна даже оглядывается. – А Козел на нее посмотрел и дал деру. Сказал: «Я любил толстенькую и родную, а ты длинная и чужая…» Она ведь и фамилию сменила. Теперь она Кэтрин Барски… А это Мыльникова… Теперь Божена Мынска… Нет, это что-то с чем-то… Нинка Мыльница, вчерашняя бэ – миллиардерша…Умереть – не встать! – Завидуешь? – насмешливо спрашивает Анна. – Я? Никогда! Просто обидно! Бьешься тут как рыба об лед, а эти… – А как твои «Русские шторы»? – Горят синим пламенем. Я же говорю – ловлю клиентов… Только бесполезно это. Чтобы таких клиентов иметь, надо быть всегда с ними рядом. Рядом с большими людьми… Слушай, Нюсь, давай я тебе шторы поменяю! – мгновенно воодушевляясь, предлагает Паша. – Ты мне их уже пять раз меняла. Воодушевление тут же сменяется унынием. – Ткань красивая есть, – говорит уже безо всякой надежды Паша и прибавляет с мечтательным вздохом: – Эх, купить бы здесь домик, уж я бы тогда развернулась! – Здесь земля золотая, дороже чем на Манхэттене, – напоминает Анна. Паша не слышит, глаза ее мечтательно блестят. Анна смотрит на нее, снисходительно улыбаясь: – Дура ты, Пашка. Как была дура, которая приехала из деревни и завалилась в мой дом со своим дурацким платьем, так дура и осталась… – Есть тут один домишко – последний непроданный… – В Пашиных глазах горит огонь желания. – У тебя есть такие деньги? – удивляется Анна. – Денег нет, есть спонсор. – Наконец-то, поздравляю! Паша отмахивается: – А, щиплется только. Анна морщится, как будто ее ущипнули. – Больно? – Терпимо. То ли депутат, то ли делегат, не запомню никак. Его по телевизору чаще, чем тебя, показывают. Говорит, давай тебе домик куплю, буду приезжать… – Щипаться? – Жалко, что ли? Я уже ходила, да хозяин такой гад оказался… Разговаривать даже не стал. Да и кто я для него? Паша неожиданно останавливается, берет Анну за руки и произносит с чувством: – Слушай, Нюся, только ты можешь меня спасти! До Анны не сразу доходит смысл просьбы подруги. На них обращают внимание. – Хочешь, я на колени перед тобой встану!? – Пошли, а то неизвестно, что подумают, – говорит Анна и идет дальше. – Мне он отказал, а тебе не посмеет! Ты – Анна Сапфирова! – продолжает уговаривать Паша. – Давненько я мордою своей не торговала, – подумав, произносит с усмешкой Анна. 13. Там же. Тогда же – Стой! – Паша останавливает официанта с напитками. – Давай сперва выпьем! За удачу, на посошок! И за тебя! – Она выливает в один стакан три рюмки водки. Анна пить не собирается. – Помнишь, был такой артист Суровцев? – спрашивает она. – Ну конечно… – Он говорил: «В России пить нельзя – сопьешься». – Да? А кстати, куда он делся? – Спился. Он был невыездной, – Анна улыбается, вспоминая. – До мозга костей был артист. Маму родную мог продать за горсточку аплодисментов. |