Онлайн книга «Спасти СССР. Манифестация»
|
За окном начало сереть, и будущий день уже просачивался в комнату через оконное стекло. Я сделал пару шагов и наклонился, разглядывая ту, что стала вчера частью моей жизни. Мелкая спала, словно застыв на лету, – широко раскинув руки и запрокинув голову. На правой щеке ее проступил отпечаток подушки. Посапывать она перестала, теперь дыхание было почти беззвучно. На лице девушки застыло не встречавшееся мне прежде выражение крайней безмятежности, и из-за этого на какой-то миг она показалась незнакомкой. Потом я втянул воздух, ощутил запах, и наваждение прошло. Нарушать ее покой совершенно не хотелось, мне пришлось сделать над собой усилие. – Эй, – я слегка потрепал Мелкую за плечо и зашептал, наклонившись к уху: – Просыпайся потихоньку. Она распахнула веки и сжалась в комок. Мне словно полоснуло по сердцу ножом: я увидел в ее глазах даже не страх – ужас. Во мне заполыхал, испепеляя все сомнения, гнев. «Нет, – скрипнул зубами, – не перестарался я вчера, наоборот. Ох, как же ему повезло…» Я присел на краешек кровати и постарался улыбнуться: – С добрым утром, сестренка. Она прерывисто вздохнула, обегая комнату быстрым взглядом, и расслабилась. Накрыла своей ладонью мою, и ответная улыбка осветила ее лицо. – С добрым утром… – И, поколебавшись миг, добавила с ноткой неуверенности в голосе: – Андрюша. Я моргнул, принимая. – С родителями все в порядке, – доложил, нехотя убрав руку с ее теплого плеча, – дождался вчера, объяснил. Все правильно поняли и приняли. Так что не волнуйся. Конечно, интерес к тебе будет, особенно от мамы. Воспринимай его легко, как естественный. Не напрягайся, хорошо? Уголки ее губ дрогнули и опять поползли вверх: – Это же не самое страшное, да? – Верно, – хмыкнул я, вставая, – тогда, коль тебя этим не запугать, иди мойся, и будем завтракать. Родители как раз кухню освободят – им на работу раньше выходить. За дверью, изнывая от нетерпения, вилась мама, для виду перебирая что-то на полках платяного шкафа. Я остановился и с молчаливым осуждением покачал головой. – Ой, да ладно, не съем же я ее, – едва слышным шепотом попыталась успокоить она меня в ответ. – Вот, лицевое подобрала. Я почувствовал, как за моей спиной бесшумно отворилась дверь, и шагнул вбок. Мама торопливо улыбнулась. – Доброе утро. – Мелкая замерла на пороге, зябко кутаясь в мой длинный махровый халат. В глазах ее застыла легкая опаска, словно она ступила на тонкий неизведанный ледок, но жила там и надежда, чуть наивная, но оттого и трогательная. «Вера в свет за поворотом, – мелькнуло у меня понимание, мелькнуло и сменилось удивлением: – Как она смогла ее пронести?» – Доброе, – эхом откликнулась мама, прижимая к груди цветастое полотенце. Пару секунд они рассматривали друг друга. Потом на мамином лице мелькнуло не то чтобы одобрение, а, скорее, некоторое облегчение, и она затараторила: – Вот, возьми себе для лица. А щетку зубную я сегодня заскочу куплю. Ты что больше хочешь на завтрак: творог со сметаной или яичницу с макаронами и колбасой? Взгляд Мелкой тем временем соскользнул с мамы на наглаженную школьную форму за ее спиной. Лицо девушки закаменело. – Мама утром погладила, – негромко пояснил я, поняв. Мелкая вдруг опустила голову и чуть слышно хлюпнула носом. Мама замолкла на полуслове и почему-то посмотрела на меня виновато. – Спасибо, – пробормотала Мелкая, подняв на маму влажно поблескивающие глаза, – извините… Просто я отвыкла, что обо мне кто-то заботится… Мама беззвучно дернула губами, потом шагнула вперед и приобняла Мелкую. – Ничего-ничего, – мягко зажурчал ее голос, – все будет хорошо. Сейчас примешь душ, согреешься, чайку сладкого… Но вообще, – она задумчиво отстранилась, – лучше всего греет понимание того, что ты кому-то нужен… Мы на секунду зацепились с Мелкой взглядами. – Спасибо, – сказала та окрепшим голосом. – Ну… иди в ванную, – посторонилась мама, пропуская. Постояла в тихой задумчивости, глядя на притворившуюся дверь, потом обернулась ко мне: – Ладно… Пообедаете тогда в столовой. И смотри: не вздумай ее обидеть! – Какой я грозный, подумать только, – усмехнулся я с облегчением. – То Зиночка просит Кузю не обижать, то ты – Мелкую. – Мелкую? – В глазах у мамы вспыхнул новый интерес. – Вот как… Я молча двинулся на кухню. Спину мне грел заинтригованный мамин взгляд. – Уцелел? – уточнил, ухмыляясь, папа и пожаловался, понизив голос до трагического полушепота: – Она же ночью вся извертелась, спать не давала. – Брр… Нет, точно – вам надо было двух или трех. – Я все слышу! – донеслось звонко из коридора. Папа заканчивал завертывать стопку бутербродов в кальку. – Будь осторожен, – сказал негромко, не поднимая взгляда от стола, – забота привязывает. – В курсе, – буркнул я, проходя к плите. – Ну и хорошо, – легко согласился он, – кто предупрежден, тот вооружен. Денег точно хватает? Я молча махнул кистью над теменем. – Славно. – Папа задумчиво помолчал, глядя куда-то вбок, потом добавил: – Ну, не буду советами давить. Ты, похоже, мальчик уже взрослый… Сам давай. – Вот за это – спасибо, – искренне обрадовался я. – Понимаю, – усмехнулся папа и двинулся в прихожую. – Мать, ты там долго копаться будешь? Опоздаем. Я развернул одеяло, заботливо обернутое вокруг сковороды. Поднял горячую крышку – под ней обнаружились макароны и полоски колбасы, залитые взбитыми яйцами. «Да, – подумал я, прислушиваясь к легкому шуму, что производили в прихожей одевающиеся родители. – Повезло мне, повезло. Только этого мало». Тот же день, чуть позже Ленинград, Измайловский проспект – Ваню-то? Сейчас… – проскрипел в трубке знакомый уже голос соседки Гагарина. Я протер затуманившееся от моего дыхания стекло и подмигнул Мелкой, что сторожила наши портфели в паре метров от таксофона. Ее лицо озарила ответная улыбка, ясная и светлая – так могут улыбаться только дети, еще не стесняющиеся движений своей чистой души. В телефонной трубке, что холодила мое ухо, царило молчание, лишь изредка прерываемое далекими, словно идущими из космоса, шорохами и тресками. Я стоял, улыбался сквозь мокрое стекло той же дурацкой открытой улыбкой и пытался понять, отчего мне сейчас так хорошо в этой промерзшей и прокуренной будке? Нет, понятно, что мы любим тех, кому бескорыстно помогли, и часто сильнее, чем они нас. Но явно было что-то сверх того, и хотелось понять – что. |