Онлайн книга «Такое разное будущее»
Мы оказались не то в большом зале, не то в коридоре, широком, почти темном, – слабо светились только углы стен, покрытые полосами люминесцирующей краски. В самом темном углу девушка снова прикоснулась распластанной ладонью к металлической плитке в двери и вошла первой. Я зажмурился; почти пустая комната была ярко освещена – девушка шла к следующей двери; когда я подошел к стене, она внезапно раздвинулась, обнажая полки, заставленные множеством каких-то металлических бутылочек. Это произошло так неожиданно, что я невольно застыл на месте. – Не пугай мой шкаф, – сказала девушка из соседней комнаты. Я вошел вслед за ней. Мебель казалась отлитой из стекла: креслица, низенький диванчик, маленькие столики – в их полупрозрачном материале медленно кружились рои светлячков, временами рассыпаясь, потом вновь сливаясь в ручейки, которые циркулировали внутри ножек, спинок, сидений, как бледно-зеленая, пронизанная розовыми отблесками лучистая кровь. – Ну что же ты? Она стояла в глубине комнаты. Кресло раскрылось, чтобы услужить мне. Я не выносил этого. Эта стекловидная масса не была стеклом – казалось, что садишься на надутую подушку, а посмотрев вниз, можно было неясно увидеть пол сквозь вогнутый толстый лист сиденья. Когда я вошел, мне показалось, что стена напротив двери стеклянная и я вижу сквозь нее следующую комнату, заполненную людьми, словно там шел какой-то прием, но люди эти были неестественно высокими – и вдруг я понял, что передо мной телевизионный экран во всю стену. Звук был выключен; теперь, сидя, я видел огромное женское лицо, как будто гигантская негритянка заглядывала в комнату через окно; губы ее шевелились, она что-то говорила, а серьги величиной с тарелку дрожали бриллиантовым блеском. Я устроился поудобнее в кресле. Девушка, опуская руку вдоль бедра – живот ее и в самом деле казался отлитым из голубого металла, – внимательно смотрела на меня. Она уже не казалась пьяной. Может быть, и раньше мне просто померещилось. – Как тебя зовут? – спросила она. – Брегг. Эл Брегг. А тебя? – Наис. Сколько тебе лет? «Интересные обычаи, – подумал я. – Ну что ж, видимо, так принято». – Сорок, а что? – Нет, ничего. Я думала, сто. Я улыбнулся: – Пусть будет сто, если ты так хочешь. «Самое смешное, что это правда», – подумал я. – Что выпьешь? – Спасибо, ничего. – Как хочешь. Она подошла к стене, и там открылось нечто вроде небольшого бара. Она заслонила собой полки. Потом обернулась, неся поднос с бокалами и двумя бутылками. Чуть нажав бутылку, она налила мой бокал до краев – жидкость выглядела совершенно как молоко. – Спасибо, – сказал я, – я ничего не хочу. – Но ведь я тебе ничего и не даю?! – удивилась она. Увидев, что я снова сделал ошибку, хоть и не понимая, какую именно, я пробурчал что-то себе под нос и взял бокал. Она налила из другой бутылки себе. Жидкость была маслянистая, бесцветная, она слегка пенилась и быстро темнела, будто от соприкосновения с воздухом. Наис села и, касаясь губами края бокала, равнодушно спросила: – Кто ты? – Коль, – ответил я. Поднял бокал, чтобы присмотреться к нему, – это молоко было совершенно без запаха. Я не стал к нему притрагиваться. – Нет, серьезно, – сказала она. – Ты думал, я втемную, да? Ничего подобного. Это просто кальс. Была с шестеркой, понимаешь, только вдруг дно стало отвратительным. Особенно-то стараться было не к чему и вообще… я уж собиралась выйти, когда ты подсел. Кое-что я все-таки улавливал: видимо, я случайно сел за ее столик, пока ее не было; может быть, она танцевала? Я дипломатично промолчал. – Ты издали выглядел так… – Она не могла найти нужного слова. – Солидно? – подсказал я. Ее веки дрогнули. Неужели и на них металлическая пленка? Нет, это, наверно, краска. Она подняла голову. – А что это значит? – Ну… э… внушающий доверие… – Ты странно говоришь. Откуда ты? – Издалека. – Марс? Дальше. – Летаешь? – Летал. – А теперь? – Вернулся. – Но будешь снова летать? – Не знаю. Наверное, нет. Разговор как-то угасал – казалось, она уже немного раскаивалась в своем легкомысленном приглашении, и мне хотелось облегчить ее положение. – Может, я пойду? – спросил я, так и не прикоснувшись к напитку. – Почему? – удивилась она. – Мне казалось, что тебе… так будет приятнее. – Нет, – сказала она, – ты думаешь… нет, отчего же… почему ты не пьешь? – Я пью. Это все же было молоко. В такую пору, при таких обстоятельствах! Я был изумлен, и она, наверное, заметила это. – Что, не нравится? – Это… молоко, – проговорил я. Наверно, вид у меня был совершенно идиотский. – Да нет же! Какое молоко? Это брит… Я вздохнул: – Слушай, Наис… я, пожалуй, пойду. Правда. Так будет лучше. – Так зачем же ты пил? – спросила она. Я молча смотрел на нее. Язык не так уж изменился – только я все равно ничего не понимал. Ничего. Это они изменились. – Как хочешь, – сказала она наконец. – Я тебя не держу. Но сейчас… – Она смутилась. Хлебнула свой лимонад – так я мысленно назвал этот пенистый напиток, – а я опять не знал, что сказать. Как это все было сложно! – Расскажи о себе, – предложил я, – хочешь? – Хорошо. А потом ты расскажешь? – Да. – Я в Кавуте второй год. Последнее время разленилась, не пластовала регулярно и… так как-то. Шестерка у меня неинтересная. По правде говоря, у меня… никого нет. Странно даже… – Что? – Что никого нет… Снова сплошной мрак. О ком она говорила? Кого нет? Родителей? Любовника? Знакомых? Абс был прав – без восьмимесячной подготовки в Адапте я тут ничего не пойму. Но сейчас мне тем более не хотелось пристыженным возвращаться за парту. – Ну а дальше? – спросил я и, вспомнив, что держу в руке бокал, снова отпил из него. Ее глаза расширились от изумления. Что-то вроде насмешливой улыбки скользнуло по губам. Она допила свой бокал до дна, протянула руку к пуху, покрывавшему плечи, и разорвала его – не отстегнула, не сняла, а просто разорвала и выпустила обрывки из пальцев, как ненужный мусор. – В конце концов, мы мало знакомы, – сказала она. Теперь она, казалось, чувствовала себя свободнее. Улыбалась. Временами она становилась красивой, особенно когда щурила глаза и нижняя губа, поднимаясь, обнажала сверкающие зубы. В лице ее было что-то египетское. Египетская кошка. Очень черные волосы, а когда она сорвала с плеч и груди этот пушистый мех, я увидел, что она совсем не так худа, как мне показалось. Но зачем она это сделала… Это что-нибудь значило? |