Онлайн книга «Такое разное будущее»
Мысль абсурдная, и все-таки она обеспокоила меня. Я вызвал внутренний Инфор и попросил сообщить мне адрес врача – специалиста по космической медицине. В Адапте я предпочитал не появляться как можно дольше. После непродолжительного молчания – казалось, автомат задумался – я услышал адрес. Доктор жил на той же улице, несколькими кварталами дальше. Я отправился к нему. Робот провел меня в большую затемненную комнату. Кроме меня, здесь не было никого. Минуту спустя вошел врач. Он выглядел так, как будто сошел с семейной фотографии в кабинете моего отца. Маленький, но не худой, с седой бородкой, в золотых очках – первые очки, которые я увидел на человеческом лице с момента возвращения. Его звали доктор Жуффон. – Эл Брегг? – спросил он. – Это вы? – Я. Он долго молчал, разглядывая меня. – Что вас беспокоит? – По существу, ничего, доктор, только… – Я рассказал ему о своих странных наблюдениях. Он молча открыл передо мной дверь. Мы вошли в небольшой кабинет. – Разденьтесь, пожалуйста. – Совсем? – спросил я, оставшись в брюках. – Да. Он осмотрел меня. – Теперь таких мужчин нет, – пробормотал он, будто говорил сам с собой. Прикладывая к груди холодный стетоскоп, выслушал сердце. «И через тысячу лет будет так же», – подумал я, и эта мысль доставила мне крохотное удовлетворение. Он измерил мой рост и велел лечь. Внимательно посмотрел на шрам под правой ключицей, но не сказал ничего. Осмотр длился почти час. Рефлексы, емкость легких, электрокардиограмма – ничего не было забыто. Когда я оделся, он присел за маленький черный столик. Скрипнул выдвинутый ящик, в котором он что-то искал. После всей этой мебели, которая начинала вертеться при виде человека, как припадочная, этот старенький столик пришелся мне как-то особенно по душе. – Сколько вам лет? Я объяснил ему, как обстоят дела. – У вас организм тридцатилетнего мужчины, – сказал он. – Вы гибернезировались? – Да. – Долго? – Год. – Зачем? – Мы возвращались на ускорении. Пришлось лечь в воду. Амортизация, понимаете, ну а в воде трудно пролежать целый год, бодрствуя… – Понятно. Я полагал, что вы гибернезировались дольше. Этот год можете спокойнейшим образом вычесть. Не сорок, а только тридцать девять лет. – А… рост? – Это чепуха, Брегг. Сколько у вас было? – Ускорение? Два g. – Ну вот, видите! Вы думали, что растете, а? Нет. Не растете. Это просто межпозвоночные диски. Знаете, что это такое? – Да, это такие хрящи в позвоночнике… – Вот именно. Они разжимаются сейчас, когда вы освободились из-под этого пресса. Какой у вас рост? – Когда мы улетали – сто девяносто семь. – А потом? – Не знаю. Не измерял; не до этого было, понимаете… – Сейчас в вас два метра два. – Хорошенькое дело, – пробормотал я, – и долго еще так протянется? – Нет. Вероятно, уже все… Как вы себя чувствуете? – Хорошо. – Все кажется легким, да? – Теперь уже меньше. В Адапте, на Луне, мне дали какие-то пилюли для уменьшения напряжения мышц. – Вас дегравитировали? – Да. Первые три дня. Говорили, что это недостаточно после стольких лет, но, с другой стороны, не хотели держать нас после всего этого взаперти… – Как самочувствие? – Ну… – начал я неуверенно, – временами… я себе кажусь неандертальцем, которого привезли в город… – Что вы собираетесь делать? Я сказал ему о вилле. – Это, может быть, и не так уж плохо, – сказал он, – но… – Адапт был бы лучше? – Я этого не сказал. Вы… а знаете ли, что я вас помню? – Это невозможно! Ведь вы же не могли… – Нет. Но я слышал о вас от своего отца. Мне тогда было двенадцать лет. – О, так это было, очевидно, уже много лет спустя после нашего отлета, – вырвалось у меня, – и нас еще помнили? Странно. – Не думаю. Странно скорее то, что вас забыли. Ведь вы же знали, как будет выглядеть возвращение, хоть и не могли, конечно, все это себе представить? – Знал. – Кто вас ко мне направил? – Никто. Вернее, Инфор в отеле. А что? – Занятно, – сказал он. – Дело в том, что я не врач, собственно. – Как! – Я не практикую уже сорок лет! Занимаюсь историей космической медицины, потому что это уже история, Брегг, и, кроме как в Адапте, работы для специалистов уже нет. – Простите, я не знал. – Чепуха. Скорее я должен вас благодарить. Вы – живой аргумент против утверждений школы Милльмана, считающей, что увеличенная тяжесть вредно влияет на организм. У вас даже нет расширения левого предсердия, ни следа эмфиземы… и великолепное сердце. Но ведь вы это сами знаете? – Знаю. – Как врачу, мне нечего добавить, Брегг, но, видите ли… – Он был в нерешительности. – Да? – Как вы ориентируетесь в нашей… нынешней жизни? – Туманно. – Вы седой, Брегг. – Разве это имеет какое-нибудь значение? – Да. Седина означает старость. Никто сейчас не седеет, Брегг, до восьмидесяти, да и после это довольно редкий случай. Я понял, что это правда: я почти совсем не видел стариков. – Почему? – Есть соответствующие препараты, лекарства, останавливающие процесс поседения. К тому же можно восстановить первоначальный цвет волос, хотя это утомительная процедура. – Ну хорошо… – сказал я. – Но зачем вы мне это говорите? Я видел, что он никак не решается. – Женщины, Брегг, – коротко ответил он. Я вздрогнул. – Вы хотите сказать, что я выгляжу как… старик? – Как старик – нет, скорее как атлет… но вы ведь не разгуливаете нагишом. Особенно когда сидите, вы выглядите… то есть случайный прохожий примет вас за омолодившегося старика. После восстановительной операции, подсадки гормонов и тому подобного. – Ну что ж… – сказал я. Не знаю, почему я чувствовал себя так мерзко под его спокойным взглядом. Он снял очки и положил их на стол. Его голубые глаза чуточку слезились. – Вы многого не понимаете, Брегг. Если бы вы собирались до конца жизни посвятить себя самоотверженной работе, ваше «ну что ж» было бы, возможно, уместным, но… то общество, в которое вы возвратились, не пылает энтузиазмом к тому, за что вы отдали больше, чем жизнь. |