Онлайн книга «Просто вместе»
|
- И на чем мы туда поедем? - съязвила Камилла. - На твоем супермотоцикле? Он сделал глоток кофе и бросил небрежным тоном: - Перед дверью стоит прекрасная тачка - мерзавец Пикуш окропил ее уже дважды за сегодняшнее утро, кресло сложено и лежит в багажнике, и я только что залил полный бак бензина… Он поставил чашку и взял поднос. - Давайте… Шевелитесь, ребята, у меня еще много дел… Полетта упала с кровати. Не из-за мозжечка - от спешки. Сказано - сделано. Они это исполнили. И теперь исполняли каждую неделю. Как все зажиточные буржуа (но днем позже), они уезжали рано утром в воскресенье и возвращались в понедельник вечером с дарами природы, новыми набросками и здоровой усталостью. Полетта воскресла. Иногда у Камиллы случались приступы прозрения, и тогда она смотрела правде в глаза. То, что переживали они с Франком, было очень приятно. Будем веселы, будем безумны, запрем двери, сбросим старую кожу, пустим друг другу кровь, раскроемся, обнажимся, пострадаем немного и «розы бытия спеши срывать весной» [80] , и ля-ля-ля, и бум-бум-бум. Да никогда из этого ничего не выйдет. Она не хотела зацикливаться, но их отношения обречены. Слишком они разные, слишком… Ладно, проехали. Она никак не могла собрать в единое целое Камиллу Раскованную и Камиллу Недоверчивую. Одна все время смотрела на другую, морща нос. Печально, но факт. Но иногда, иногда… Иногда ей удавалось разобраться в себе, и тогда две зануды сливались в одну - глупую и беспомощную. Иногда ему удавалось ее обмануть. Как сегодня, например… Машина, послеполуденный отдых фавна, сельский рынок - это само по себе было неплохо, но потом он сделал ход посильнее. У въезда в деревню он остановился и обернулся к ним: - Бабуля, вам с Камиллой придется немного пройтись ножками… А мы пока откроем дом… Гениальный ход. Видели бы вы, как эта маленькая старушка в мольтоновых носочках, которая много месяцев подряд отплывала в страну воспоминаний, медленно погружаясь в ватное беспамятство, сделала несколько осторожных шажков вперед, а потом подняла голову, слегка распрямила плечи и почти отпустила руку своей молодой спутницы-поводыря… Это следовало видеть, чтобы понять значение слов «счастье» или «блаженство». Видеть это просиявшее лицо и королевскую поступь, смотреть, как она слегка кивает вырвавшимся на волю газовым занавескам, слышать ее безжалостный диагноз состоянию сада и дверных порогов. Внезапно она прибавила шагу, как будто воспоминания и запах теплого гудрона заставили ее кровь быстрее бежать по жилам… - Смотри, Камилла, это мой дом. Это он. 4
Камилла застыла. - В чем дело? Что с тобой? - Это… это ваш дом? - Ну да! Боже, ты только взгляни, как тут все заросло… Ни один кустик не подстрижен… Вот ведь беда… - Совсем как мой… - Что? «Своим» она называла не дом в Медоне, где изнывали ее родители, а тот, что начала рисовать, впервые взяв в руки фломастер. Маленький домик, который она придумала, место, куда она пряталась от мира, чтобы мечтать о курочках и жестянках с печеньем. Ее кукольный трейлер, ее гнездышко, ее синий домик на склоне холма, ее «Тара», ее африканская ферма, ее крепость в горах… Дом Полетты напоминал маленькую, крепко сбитую сельскую кумушку, которая, вытягивая шею из глухого воротничка, встречала вас, подбоченившись с понимающе псевдожеманным видом. Из тех, что, потупив очи, изображают смирение, излучая при этом довольство и собой, и жизнью. Дом Полетты был лягушкой, которая мнила себя величиной с быка. Маленькой пограничной сторожкой, возжелавшей сравняться величием с замками Шамбора [81] и Шенонсо [82] . Этакой маленькой тщеславной крестьяночкой-гордячкой, мечтающей о величии и вопрошающей с тревогой: - Взгляните, сестра моя, и скажите, все ли в порядке. Хороша ли моя черепичная крыша? Стройнят ли меня наличники из белого песчаника над дверью и окнами? - Вовсе нет. - Неужели? А мои слуховые окошки? Разве не прелестны эти обложенные камнем окошки? - Ничуть, Ничуть? А карниз? Его тесал мой друг. - И он не спасает дела, дорогая. Тощая нахалка от обиды заросла диким виноградом, приукрасила себя цветочными горшками и даже позволила себе повесить над входной дверью подкову - в знак крайнего презрения к чужому мнению. Вот вам, Аньес Сорель и знатные дамы из Пуатье, у вас-то такой прелести нет! Дом Полетты жил своей жизнью. Она не хотела входить, ей нужно было одно - увидеть свой сад. Какое запустение… Все пропало… Повсюду пырей… Сейчас ведь самое время сеять… Капусту, морковку, землянику, лук-порей… А земля заросла одуванчиками… Боже мой, боже мой… Счастье еще, что я сажала много цветов… Сейчас для них еще рановато… Где мои нарциссы? Вот они, мои дорогие! А мои крокусы? О, Камилла, взгляни на эту красоту… Я не вижу, но они точно должны быть где-то здесь… - Маленькие синенькие цветочки? - Да. - Как они называются? - Леопольдия… или гадючий лук… Ох, - жалобно простонала она. - Что такое? - Их бы следовало рассадить… - Да какие проблемы… Завтра же и займемся! Вы мне объясните… - Ты сделаешь? - Конечно! Обещаю учиться прилежнее, чем на кухне! - И душистый горошек нужно будет посадить… Это любимые цветы моей матери… - Все что захотите… Камилла пощупала свою сумку. Отлично, краски она не забыла… Кресло откатили на солнце, и Филибер помог Полетте устроиться. Слишком много волнений. - Гляди-ка, бабуля, что у меня есть! Франк появился на крыльце с большим ножом в одной руке и котом в другой. - Я все-таки приготовлю вам кролика! Они вынесли на улицу стулья и устроили пикник. К десерту все размякли, вытянули ноги и, прикрыв глаза, наслаждались ласковым деревенским солнышком. В саду пели птицы. Франк и Филибер лениво препирались: |