Книга Осень в Сокольниках, страница 86 – Эдуард Хруцкий

Умом Кафтанов понимал, что бороться с Громовым невозможно, но, как известно, не всегда мы прислушиваемся к голосу разума. Тем более что разум этот стал угодливо трусливым. Он предлагал ему плюнуть на все, помириться с Громовым и ждать генеральских погон.

Всегда ли за долгую милицейскую службу он, Андрей Кафтанов, был принципиален и тверд? Нет, он не мог сказать этого. Служба состояла из мелких уступок. Особенно трудно стало последние десять лет. Телефонное право в стране обрело официальный статус и почти полностью подменило закон. Появился совершенно новый класс. Нравственные акценты сместились, и если раньше этих людей презрительно называли «жулье», то теперь они почтительно именовались деловыми людьми.

Новое время требовало от совести более крупных уступок. Более крупных, и Кафтанов шел на них. Уговаривал себя, что это временный тактический ход.

Но как ни старался, чем чаще он делал подобные тактические ходы, тем все более укреплялся внутренне. Душевное сопротивление росло, и компромиссы становились омерзительны и недопустимы.

Кафтанов потребовал к себе материалы по делу Тохадзе и до глубокой ночи изучал их.

Москва. Октябрь

В город пришло утро.

…Играл в теннис со Славой полковник Громов. Мяч стремительно менял положение. Громов играл уверенно и резко. В каждом его движении чувствовались сила, ловкость, полная жизненная гармония.

…Нугзар Тохадзе, небритый, голый по пояс, шагал по камере. Пять шагов туда, пять обратно. Дверь с «волчком» и «кормушкой», нары, окно, забранное решеткой.

Пять шагов туда, пять обратно.

…Гурам же Тохадзе в это время вкусно завтракал в номере гостиницы. Жил он в люксе. Из окна далеко видно московское утро. Гурам пил шампанское и ел творожники со сметаной.

Игорь Корнеев шел на работу. Он не торопился. Ему не хотелось идти в управление. Игорь постоял у метро «Новокузнецкая», покурил. Прочитал какую-то газету в витрине и направился к трамваю.

Вот подошел красный, еще влажно блестящий вагон.

А Игорь курил. Так он стоял, пропуская один трамвай за другим.

Женя Звонков собирался на службу. Он принадлежал к той категории холостяков, у которых в квартире идеальный порядок. Все вещи занимают раз и навсегда отведенное им место. Женя осмотрел комнату, задернул на окнах шторы, запер дверь.

Корнеев сидел в приемной, глядел на красящую губы секретаршу.

Увидев его взгляд, она смутилась, положила на стол помаду и зеркальце, посмотрела на Корнеева.

— Игорь, ты был женат? — спросила она серьезно.

— Да, милая Анна Сергеевна. А почему вас это интересует?

— Во-первых, ты так наблюдал за мной, словно видел это впервые, во-вторых, тебя надо женить.

Вспыхнула лампочка, загудел зуммер селектора. Секретарша мгновенно нажала кнопку.

— Да, Андрей Петрович.

— Корнеев здесь?

— Ждет.

— Пригласите.

Кафтанов сидел не за столом, а на стуле у окна. Это удивило Игоря, и он с недоумением посмотрел на начальника.

— Садись. — Кафтанов махнул рукой в сторону дивана. — Садись и рассказывай все по порядку.

— О чем, товарищ полковник?

— А о своих делах с Тохадзе, товарищ майор. Меня вчера Громов лицом по стенке возил из-за твоего гостя.

— Я написал рапорт. Есть рапорт помощника дежурного и милиционера. Что я могу еще добавить?

— Скажи, Игорь, как они узнали твой адрес?

— Не знаю.

— Ты уверен, что в ресторане с тобой сидел брат Тохадзе?

— Нет.

— Меня вызвал Громов и приказал отстранить тебя от разработки Нугзара Тохадзе.

— Он передал ее Кривенцову?

— Да. Откуда ты знаешь?

— Догадаться нетрудно. Такие, как Кривенцов, прикрываясь магическим словом «сроки», смогут оправдать убийцу, чтобы не испортить раскрываемости. Мы разве завод, как можно нам планировать процент раскрытия преступлений?

— Что ты несешь, Игорь…

— А то, товарищ полковник, о чем мы говорим постоянно.

— Ты.

— Я понимаю, — Игорь перебил Кафтанова, — я все понимаю, вам не положено вести такие разговоры с подчиненными, но знайте, Андрей Петрович: придет время, изменится многое. А я верю, что изменится, иначе работать не стоит. И спросят с нас: как же вы могли допустить, чтобы кучка деляг творила беззаконие?

Кафтанов помолчал, потом сказал тихо:

— Значит, ты не хочешь, а я хочу?

— Я этого не говорил, Андрей Петрович.

— Слава богу. Завтра поедешь к Филину.

— Так меня.

— Ты не понял?

— Понял.

— Поезжай и покрути его. Вдруг мудрая уголовная птица скажет нам что-то. Даст понять, кто стоит за делом Тохадзе. Бери мою машину — и в Можайск, с колонией я уже договорился.

Как всякий нормальный человек, Игорь не любил бывать в тюрьмах и колониях. Когда он входил в дверь вахты, то почему-то вспоминал старую пословицу: «От сумы и от тюрьмы не зарекайся».

И сегодня он ее вспомнил, вернее, услышал подловато-трусливый тенорок. Некий внутренний голос, повторивший ее.

Прапорщик-контролер сверил удостоверение Игоря с заявкой.

— Оружие есть?

— Нет.

— Проходите.

Беззвучно отворилась дверь. Как во сне. Ни скрипа, ни щелчков.

Вот и зона. Обычный военный городок. В центре красивые клумбы звездой, пять лучей-дорожек, посыпанных желтым песком, разбегались по двору.

Здесь штаб ИТУ. Здесь начальство.

Все остальное за вторым забором. Там жилая зона, культурная зона, рабочая зона.

Игоря ждали. У клумбы-звезды стоял начальник оперчасти майор Галкин.

Игорь знал его. Два года назад из Можайского ИТУ бежал Сенькин, известный штопорила по кличке Мотыль. Игорь с ребятами заловили его в Банковском переулке, в подвале винного магазина. Допрашивали Сенькина они вместе с тогда еще капитаном Галкиным.

— Привет. — Галкин протянул руку. — Кафтанов звонил. Вообще у нас полагается беседовать в специальной комнате, но для тебя сделаю исключение.

— Филин что, на общих работах?

— Обижаешь. Руководитель ведомственной самодеятельности. Пойдем, я тебя провожу.

И снова предзонник. Вахта. Бесшумная дверь. Цепкие глаза прапорщика.

У двухэтажного здания с надписью «Клуб» они остановились.

— Иди, — сказал Галкин, — мешать не буду.

При входе в клуб висела доска передовиков. Открывал ее портрет Черкасова-Филина. Игоря поразило, что все передовики были подстрижены наголо. Один Черкасов сохранил короткую, но прическу.