Онлайн книга «Дилетантское прощание»
|
– На второй линии доктор Росалес. Она могла бы сообщить об этом по интеркому, но ей было интересно, зачем мне звонит врач. Я не пожелал удовлетворить ее любопытство. – Спасибо, – сказал я и, дождавшись, когда Пегги исчезнет, взял трубку: – Алло? – Здравствуйте, Аарон, это Дороти. – Добрый день. – Вы куда-то пропали. От такой прямоты мне стало слегка не по себе, оторопь пополам (чего лукавить?) с восторгом. Вот такая она, Дороти! – С делами замотался. – Ох ты. – Накопилась куча работы. – А я хотела пригласить вас на ужин. – Да? – Собственного приготовления. – Ого! Не знаю, почему я так удивился. Просто не мог представить ее у плиты. Пытался, но видел только ее смуглые руки, такие мягкие вопреки сильным коротким пальцам. Меня затопило нежностью. – Охотно приму приглашение, – сказал я. – Чудесно. В восемь годится? – Сегодня? – Да. – Буду как штык. Гораздо позже, мы уже готовились к свадьбе, Дороти рассказала, что именно сподвигло ее на этот ужин. За четыре дня без моих звонков ей открылось, насколько скучна и одинока ее жизнь. – Я вдруг поняла, что у меня ни семьи, ни друзей. Да еще коллеги укоряют в неумении «общаться», но хоть бы кто объяснил, что это означает… Перед моим приходом она кинулась наводить порядок в квартире: убрала с дороги стулья, запихнула книги, бумаги и разбросанную одежду в шкафы и комодные ящики. – Все мужчины любят мясо, верно? Я позвонила в справочный отдел библиотеки имени Еноха Пратта, спросила, как приготовить стейк. Мне предложили варианты на гриле и углях, но гриля у меня нет, а насчет углей я не очень поняла, и тогда они сказали: ладно, жарьте на сковородке… С горошком было просто, всякий знает, как разогреть консервированный горошек… Интересно, а к нашему разговору она тоже усиленно готовилась? Да нет, вряд ли. Наверное, он возник случайно. И потом, я сам его начал своим замечанием о размерах ее жилья, запущенного, но просторного. – У вас огромная квартира, – сказал я, оглядывая столовую, смежную с гостиной. – А сколько тут спален? – Три. – Ничего себе! На одного человека! – Ну был еще сосед, но он съехал. – Ах так. Я присел на край гремучей металлической кушетки под цветастым покрывалом. На журнальном столике уже стояли два бокала и бутылка вина («Мальбек», отметил я). Дороти вручила мне штопор и села рядом. Так близко, что я учуял запах ее духов… или шампуня, не знаю. Она была в черной вязаной блузке с овальным вырезом и своих всегдашних черных брюках. Это ее вариант вечернего наряда? – подумал я. А Дороти, похоже, все еще была в мыслях о соседе: – Он съехал, потому что я недостаточно… отзывчивая. – В смысле? – Ну вот, например: отчего, говорит он, мне все кажется пересоленным. Понятия, говорю, не имею. А он: нет, серьезно? Так, может, отвечаю, еда и впрямь пересоленная. Нет, говорит, другим-то так не кажется. Вдруг это какой-нибудь симптом? Ну, значит, говорю, у тебя обезвоживание. Или мозговая опухоль. Боже мой! – вопит. Опухоль! Сперва я не понял, зачем она это рассказывает. Но Дороти смолкла и как будто чего-то ждала. – Надо же, какой дурак! – усмехнулся я. – А то попросит ощупать его распухшие гланды, – продолжила она. – Или жалуется, что у него тянет спину, хотя сам же таскал тяжести, а в следующий раз выпрашивает рецепт на таблетки от мигрени. – Вот же дурь-то! Прям не сосед, а пациент. Снова пауза. – Вообще-то он был не просто сосед, а… сожитель. Не скажу, что меня это ошарашило. Напротив, было бы странно, если б женщина за тридцать еще не познала мужчину. Но я ставил себе в заслугу, что первым оценил ее по достоинству. – У вас были серьезные отношения? – спросил я. Дороти думала о своем: – Теперь-то я понимаю, он, видимо, считал, что я мало о нем забочусь. – Полная дурь, – повторил я. – Пусть это послужит мне уроком, сказала я себе. И опять она как будто чего-то ждала. Наконец я все понял. И охнул. – Я бы не хотела, чтобы кто-то счел меня… эгоисткой. – Милая… Дорогая моя… Вовсе не нужно, чтобы ты обо мне заботилась. – Я взял ее лицо в ладони, поцеловал, и она ответила на мой поцелуй. Надо сказать, выбор мой окружающих удивил. Отец высказался в той же манере, что и о маминых смелых кулинарных экспериментах: любопытно. Мать спросила, сколько ей лет. – Ей-богу, не знаю, – сказал я. (Дороти было тридцать два. Мне – двадцать четыре с половиной.) – Просто я думала, что по возрасту Дани-ка Джонс тебе ближе. – Кто? – Что значит – кто? Даника, с работы. Она была нашим дизайнером до Айрин. Перед самым отходом от дел отец взял ее в штат, и я вдруг понял зачем. – Даника? Она же красит ногти на ногах! – И что такого? – Меня это настораживает. Что, думаю, спрятано под лаком? – Ох, Аарон, когда же до тебя дойдет, насколько ты привлекательный? Со временем поймешь, что мог бы заполучить любую девушку, да будет поздно. Ничего такая, сказала сестра, на любителя женщин с общительностью панды. Это меня рассмешило. Дороти и вправду смахивала на панду – тоже кругленькая, крепко сбитая, упорная. Только я один знал, что под ее мешковатой одеждой скрываются формы изящной вазы и гладкая оливковая кожа. Тело ее как будто излучало покой, нисходивший на меня всякий раз, как я был с ней рядом. Нас обвенчали в нашей маленькой церкви, причем даже не перед алтарем, а в ризнице, свидетелями были мои родители и сестра. Что удивительно, Дороти не возражала и против многолюдной свадьбы, но я, конечно, не стал ничего затевать. Чем проще, тем лучше, решил я. Пусть все будет просто и честно. Из-за рабочего графика Дороти мы даже не поехали в свадебное путешествие. Просто вернулись к обычной жизни. Поженились мы в начале июля. Через четыре месяца после нашего знакомства. Накануне своей третьей женитьбы кузен Роджер сказал, что для него супружество сродни пагубной привычке. Затем уточнил: – В смысле, самое начало супружества, его, так сказать, заря. Все начинается заново, и молодожены – как новорожденные, еще не наклепавшие ошибок. У тебя новое жилье, новая посуда и вроде как новая личность, которую в гости приглашают вместе с твоей половиной. А у жены и вовсе новая фамилия. |