Онлайн книга «Война детей»
|
– Далась вам Хиросима! – воскликнул Глеб. – Позволь, – растерялся Олсуфьев. – Но… память. – А те молодожены отправились в Саппоро! На лыжах кататься, а не в Хиросиму. Они расплатились, вышли из кафе и спустились по эскалатору вниз, на первый этаж. Несмотря на дневное время, весь аэровокзал был залит электрическим светом. Многочисленные магазинчики торговали сувенирами, фруктами, сладостями, журналами, одеждой. Глеб остановился у киоска и купил яркую игрушку. Он давно собирался ее купить. Удивительная игрушка. Обычный красочный мешочек. Но стоило его помять, как в мешочке что-то начинало дико хохотать. Громко и долго. И ничем не остановить.. – Вот и вся память, – усмехнулся Глеб, глядя на Олсуфьева. – Послушайте, Петр Петрович… Допустим, та бомба убила бы всего лишь одного человека, какого-нибудь древнего старца. Ну не разорвалась бомба, бывает такое… И в то же время она послужила началом невиданного прогресса человечества… Олсуфьев вплотную приблизился к Глебу: – Не вижу принципиальной разницы между гибелью вашего старца и сотни тысяч жертв Хиросимы. – Вздор! – Глеб заложил ладонь за ремень своей сумки и стал похож на солдата. – А если бы тот старик, допустим… утонул, замерз в снегу? Тон Глеба был снисходительно-иронический. Как у человека, который все решил для себя. И твердо. – У природы нет нравственных критериев. Да! Природа бывает несправедлива. Но не аморальна! – ответил Олсуфьев. – И то древние наказывали море палками, когда гибли люди. – И в то же время разбивали друг другу черепа. Теми же палками… Лучше взгляните, какой пожар показывают по телевизору. Глеб сел в глубокое кресло и вытянул ноги. На экране телевизора горело какое-то здание. Шел репортаж прямо с места пожара. Здание горело скучно, вяло. Скорее оно тлело ленивыми редкими жгутами дыма, словно шевелило усами. Люди проходили мимо телевизора равнодушно. – Вы случайно вчера не смотрели матч по боксу? Мухаммед Али против Джо Фрезера? – спросил Олсуфьев. – Не до конца. И кто же победил? – Мухаммед Али. Глеб сжал подлокотники кресла и обернулся: – Вы в этом уверены, Петр Петрович? – Здрасьте. Победил Мухаммед Али. Правда, с небольшим преимуществом… А что вы так? Он ваш родственник? Глеб засмеялся. Сухим неестественным смехом. Достал пачку сигарет, выбил одну и щелкнул зажигалкой. Красивое газовое пламя обхватило кончик сигареты. – Значит, я выиграл пари! – он выбросил сильную струю дыма. – Я заключил пари сам с собой и выиграл. В Хиросиму они так и не вылетели. Все аэропорты юга Японии были закрыты по метеоусловиям. А купленный сувенир «Мешок смеха» Глеб потерял. Вероятно, забыл в электричке… *** Из допроса Г. Казарцева, обвиняемого по статье 211, часть 2, УК РСФСР и статье 127, часть 2, УК РСФСР: «…После возвращения из Японии меня назначили руководителем группы. Выделили помещение, оборудование. По утрам, перед работой, я бегал вокруг дома в тренировочном костюме. Принимал душ, ел и отправлялся в институт как на праздник. Все шло так успешно и гладко, что казалось неправдоподобным. В довершение этой серии удач я получил оттиск статьи известного специалиста в области магнитометрии, где он упомянул эффект Казарцева. Директор института теперь здоровался со мной за руку и называл по имени-отчеству. А в институте около двух тысяч сотрудников…» Стены уплывали вверх зыбкими волнами. Глеб понимал, что проснулся, но ночные стены казались ему продолжением сна. Отчего он проснулся? Глеб повернул голову и увидел устремленный на него взгляд Марины. – Ты чего? – со сна голос его звучал хрипло. – Слышишь? Она ходит. И так каждую ночь. Глеб прислушался. За стеной раздавалось едва различимое поскрипывание паркета. – Когда она спит? А ведь весь день на работе. В ее-то годы… Глеб сомкнул глаза, но сон не приходил – наоборот, мысли становились все яснее, конкретнее. С утра надо будет наклеивать кристаллы, у Гоши Ведерникова не получается – он кладет слишком много компаунда. Работа нудная: пинцетом, пинцетом. Надо перетащить шкаф из старой лаборатории: некуда складывать образцы. – Как ты можешь спать, когда она так ходит? – прошептала Марина. – Я не сплю. Глеб полежал еще несколько минут, затем приподнялся и сел, подтянув колени к груди. Казалось, скрип паркета пунктиром прошивал тишину комнаты, то усиливаясь, то затихая. Глеб опустил ноги на холодный пол. Попытался нащупать тапки, но, видно, слишком загнал их под кровать. Ноги все тыкались в старые босоножки – их Марина носила вместо домашних туфель. Ладно, пойду в них, подумал Глеб. Зоя Алексеевна стояла у буфета, привалившись плечом к толстой резной балясине. Из-под халата виднелась ночная рубашка. Притихшая маленькая фигура матери выражала такую тоску, что у Глеба перехватило дыхание. Зоя Алексеевна обернулась. Казалось, она не поняла, кто это появился в гостиной. Даже прищурила глаза. – Ты чего это? – с неестественной веселостью в голосе произнесла она. – И в босоножках. Комик. – Чего ты не спишь? – Сердце что-то ноет. А хожу – перестает, – Зоя Алексеевна не сводила с сына сухих глаз. – Показалась бы врачу. Кардиограмму снять, – Глеб отвел взгляд в сторону окна. – Или на работе что не так? Как там Панкратов, все бушует? Зоя Алексеевна сделала несколько шагов по комнате. Паркет заскрипел, точно живой. – На пенсию ушел Панкратов. Пойду прилягу. Почему-то ей не понравилось, как стоит пепельница. Передвинула к самому краю стола. – Все мне завидуют. Говорят, ну и сын у тебя, Алексеевна. Далеко пойдет. Такое большое дело, когда дети удачные, такое большое. Ни с чем в жизни сравнивать нельзя. Это можно понять, когда свои дети появляются… Мать еще что-то говорила, торопливо, горячо, точно защищалась. Глеб подошел вплотную к окну. Ночь прилипла к стеклам густой темной пленкой. И было непонятно, где кончается крыша противоположного дома и начинается небо. Черный глянец стекол отражал лишь его фигуру. В углу этого зеркала виднелось лицо матери. Точно они впрессованы в это темное стекло – он и мать… «О чем же она говорит?» – думал Глеб. Казалось, что слова матери пчелиным роем разлетаются по комнате, садясь то на подоконник, то на диван, то на буфет, то на люстру, сталкиваясь в воздухе и рассыпаясь вновь. При чем здесь все это? Привычки Глеба. Его школьные отметки. Его характер. Удачливость на работе. – Послушай, мама… В глазах Зои Алексеевны застыла мольба: только не об этом! |