Книга Адмирал Ушаков, страница 27 – Леонтий Раковский

Он сам проверял команду и не щадил ленивых.

Только два случая чумы приключились в лагере Ушакова, и то вскоре после переезда из городских квартир.

Палатку и все вещи чумных сожгли, их артель расселили сначала по одиночным землянкам, а потом всех свели в новую палатку.

Прежнее место, где осталась лишь куча золы, окопали рвом.

Но это были последние жертвы среди ушаковцев, и Ушаков каждый день с удовлетворением выслушивал в рапорте дежурного по лагерю: «Больных моровым поветрием не оказалось».

Ко всем остальным лагерям часто наведывался казак со зловещим черным флажком на пике, а ушаковцы спали спокойно.

Страшная восточная гостья отступила перед бдительным и мужественным капитаном корабля № 4.

Капитан Федор Ушаков вышел победителем в этом беспримерном, трудном единоборстве с чумой.

Чума не помешала Федору Федоровичу Ушакову достроить свой 66-пушечный корабль «Св. Павел». Последний случай чумы был у капитана Ушакова 4 ноября 1783 года, тогда как в других командах она еще продолжала свирепствовать всю зиму. От чумы умер и сам адмирал Клокачев.

«Св. Павел» был в срок спущен на воду и присоединился к эскадре, которая стояла в Ахтиарской бухте под командой адмирала Мекензи.

Ушаков хорошо помнил эту защищенную от ветра, незамерзающую, уютную бухту. Десять лет назад он, командуя 16-пущечным кораблем «Модон», стоял в Балаклаве, охраняя ее от возможной высадки турецкого десанта, и потому хорошо знал эти берега.

Он запомнил убогую татарскую деревушку Ахтиар, лепившуюся по склонам гор среди кустарников. Сюда летом пастухи пригоняли с гор овечьи стада на водопой.

Южная бухта так и называлась у татар: Чабан-лиман – то есть пастушья бухта.

А теперь здесь, по берегам бухты, раскинулся маленький городок. Нарядный каменный дом адмирала, адмиралтейские и портовые сооружения, десятка два крытых черепицей белых и палевых офицерских и обывательских домиков с палисадниками, лавки маркитантов, магазейны.

Потемкин назвал новый город по-гречески: Севастополь, что значит – знаменитый город. И сделал его главным портом Черноморского флота.

Он поручил Ушакову и Войновичу – двум капитанам 1-го ранга – устройство Севастопольского корабельного флота.

В яркий солнечный день августа 1785 года 66-пушечный «Св. Павел» пришвартовался у плоского мыса в Корабельной бухте Севастополя.

Ушаков отправился с рапортом к адмиралу и велел отпустить на берег всех моряков, свободных от вахты.

Матросы с интересом смотрели на лес, который подходил к самой бухте.

– Вот, братцы, и лесок!

– Давно я не бродил по лесу…

– Может, грибков найдем? – оживленно говорили они, ожидая своей очереди у трапа. А ступив на берег, вмиг разбрелись по лесу.

Дневная жара спала. Дул легкий западный ветер. Над бухтой носились чайки.

Капитан Ушаков, облокотившись о коечные сетки, смотрел на мысок. Прикидывал в уме, как и что следует завтра же начать делать, – ведь надо обживаться на новом месте. Из лесу группами шли к «Св. Павлу» матросы.

– Чего это они набрали? Ягод каких-то? – сказал стоявший сзади на почтительном расстоянии от капитана урядник Ефим Зуб.

Ушаков глянул. В самом деле, у лейтенантов, возвращавшихся из лесу, оттопыривались карманы, а матросы несли что-то в шляпах и платках. Боцман же Макарыч шел в одном парусиновом бушлате. Рубаху он скинул и, набив ее чем-то, нес на плече, как торбу.

Федор Федорович встревожился: «Вот наедятся бог весть какой гадости и заболеют. Этого еще недоставало!»

– Да, несут какую-то красную ягоду! – раздраженно сказал он.

Она не была похожа ни на одну из знакомых: ни в Тамбовской губернии, ни на севере Федор Федорович таких ягод не видал.

– И добро бы молодые матросы польстились, а то и старые туда же! Вон Власьич несет и ухмыляется, старая пакля! – указал на Карташева, своего всегдашнего противника, Ефим Зуб.

– Куда несете? Сыпьте эту чертову ягоду за борт! – гневно крикнул капитан Ушаков.

– Федор Федорович, она очень приятная. И совершенно зрелая! – ответил лейтенант Лавров, входя на шкафут.

– А какая это ягода, вы знаете? Ведь понятия не имеете, а едите! – злился Ушаков.

– Это кизил, – подошел вахтенный лейтенант Папаригопуло. – Татары считают, что он помогает ото всех болезней.

Возле капитана и лейтенантов уже образовалась толпа матросов. Вернувшиеся из лесу не знали, что и делать, – не хотелось расставаться с приятной добычей.

– Ваше высокоблагородие, она очень скусная, кисленькая.

– Извольте покушать! – протянул на ладони несколько желто-красных ягод Власьич.

– У тебя немного. А вот у Макарыча, как у доброго маркитанта, – целый тюк. А ну, боцман, угости-ка диковинкой! – сказал Ушаков.

– Извольте, ваше высокоблагородие! Моя ягода – не в пример ихней: крупная, – протянул Макарыч туго набитую рубаху.

Ушаков взял горсть кизила, съел одну, другую ягоду. Улыбнулся.

– Ничего. Кислота приятная, – подобрел он. – Ну что ж, ешьте, ребята, разрешаю! Только с умом: не до отвалу.

– Его много не съешь!

– Мы, ваше высокоблагородие, его с кипяточком, навроде чая! – улыбался Макарыч.

– Вот-вот, правильно!

– Они уже нажравши – дальше некуда! – вставил сбоку язвительный Ефим Зуб.

На следующий день сразу после подъема флага экипаж «Св. Павла» принялся за работу. Ушаков велел делать пристань. Унтер-офицеры и матросы под наблюдением офицеров били камень, вязали фашинник, носили землю, забивали колья и закладывали фашинником и землей.

Всем руководил сам Ушаков.

Он показывал, как надо делать, учил нерасторопных, понукал ленивых.

Херсонская выучка пригодилась: работа кипела.

Весь 1786 год севастопольские корабли не выходили в море: еще было очень много дела на берегу, а флот слишком мал.

Ушаков построил казармы для экипажа, заложил на горе двухэтажный каменный госпиталь, а в Корабельной бухте, рядом с якорной стоянкой своего корабля «Св. Павел», выбрал и очистил «киленбанку» – место для килевания ^[34] судов. Тут же готовились краны для постановки мачт на корабли.

Ушаков строил казармы для экипажа и все выискивал способы, как обеспечить эскадру питьевой водой, потому что пресной воды в Севастополе не хватало.