
Онлайн книга «О странностях любви... (сборник)»
— Любимая… Родная… Моя красавица… И как хорошо мы поживем в Крыму… Море… Горы… Тепло… Прогулки… И вместе… вместе… И Никс прибавил: — В Москве остановимся. Хочешь, Мета? — Конечно. Я не была в Москве… Там хорошо? — Гостиницы недурны. Остановимся в «Дрездене». Завтракать в «Большом Московском»… Обедаем в «Эрмитаже»… Кормят хорошо… А вечером… Никс сообразил, что в его словах нет обязательно поэтического настроения. Он говорил с женой почти так, как говорил с легкодоступной женщиной, когда возил такую в Москву дня на три. Он обещал роскошный номер, обеды в «Эрмитаже» и вечер у Омона. И Никс понимал, что, во всяком случае, нужна «поэзия». И он сказал: — Мы будем счастливы, Мета. — Если ты… — Что? — Не разлюбишь скоро… — Тебя? И Никс рассмеялся. Он хотел поцеловать Мету, но в двери постучались. Вошел кондуктор, взял билеты и спросил, когда приготовить постели. — В Любани. Мне есть хочется. А тебе, Мета? И ей захотелось есть… Сегодня был поздний завтрак dinatoire [46]. Когда они остались одни, Мета серьезно спросила: — Так не разлюбишь? — Нет, нет, нет… — Ты раньше любил, Никс? — Никого. — А эти твои дамы… — Ты слышала? — Да… — Ну, так это были увлечения… Мимолетные связи… А теперь… Теперь совсем другое… Понимаешь… Тихий домашний очаг… Уютное гнездо… Красавица, умница жена… Милая!.. Но отчего твой дядя недоволен, что ты вышла за меня замуж? — Он только собою доволен… И не все ли тебе равно, Никс?.. Мы любим друг друга… — Это не мешает, Мета, чтобы твой скряга перевел меня к себе и устроил бы лучше, чем в моем министерстве. — Мама попросит… И я, Никс… Не тревожься! — Я не тревожусь… Надеюсь, и без дяди мы можем жить порядочно… То, что у меня, да твое пензенское… Прости, Мета, что говорю о такой прозе. И Никс прибавил «поэзии» в поцелуе. Напоминание о «пензенском» испугало Мету. Она почувствовала себя безмерно виновной перед Никсом и, полная раскаяния, мучилась, что во время флирта с ним как-то мимоходом сказала о «пензенском». А мама тоже говорила при Никсе о продаже пензенского… Никса обманули… Он верил… Он не скрывал, что не имеет большого состояния… И Мета забыла совет матери… «Никс так любит… Он простит… Надо сию минуту сказать!» — мучительно-нетерпеливо подумала Мета и со слезами на глазах трагическим шепотом проговорила: — Никс… Милый… Хороший… Прости… И, вероятно, понимая, как вернее получить прощение, Мета крепче целовала Никса в губы. Никс отвел губы, чтобы удобнее было Мете говорить, а ему слушать. Он в первую минуту не пришел в ужас от того, что рассчитывал узнать. Его мужское самолюбие было оскорблено, и он уже заранее примирялся с Метой. «Дофлиртилась к двадцати семи летам!» — подумал он. Снисходительно-насмешливая улыбка скользнула по его губам и, поглаживая склоненную голову Меты, Никс ласково прошептал: — Не волнуйся, Мета… Рассказывай, родная… что такое?.. Если бы и роман был… Разве я, милая, не люблю тебя… — И тебе не стыдно, Никс?.. — с нежным упреком промолвила Мета… Никс продолжал гладить голову. Внезапно освобождая свою голову, Мета прибавила: — Что это у тебя за привычка гладить волосы, Никс?.. Никс извинился и просил: — Так какая у тебя, Мета, тайна? Она очень страшная? — шутя прибавил Никс. — Она меня мучила… Хотела раньше, но… — Говори. — Милый! Пензенского имения нет! Никс в первую минуту, казалось, не понимал. И прошептал подавленным голосом: — Что?! Как?! — И ничего у меня нет… Знай, Никс! И ты не разлюбишь своей Меты?.. Ведь нет? И Мета хотела обвить шею Никса. Он отодвинулся. Мета взглянула на него и… увидала совсем другое лицо. Оно было бледное, злое и испуганное. Глаза горели резким блеском. Губы искривились. Он с нескрываемым презрением смотрел на Мету и нервно теребил бородку. «И он только что говорил о любви?» — подумала Мета и замерла в ужасе, не спуская с Никса влюбленных глаз. Несколько секунд царило молчание. IV Едва сдерживаясь, Никс проговорил: — Что ж вы со мной сделали, Марья Александровна?.. Вы обманули меня?.. Вы предполагали, что одной любви достаточно?.. Чем же мы будем жить… Как вы полагаете?.. — О Никс… Этот тон… Ты говорил, что любишь… — Говорил… Но я не думал, что вы вместе с матерью так подведете меня… Понимаете ли? Положение мое отчаянное… Кругом в долгах… Векселя… И я обнадежил кредиторов… А теперь… Под поезд, что ли? Мета зарыдала. — Никс… Никс… Ужели ты из-за денег женился?.. — Женился, надеясь избавиться от петли… Не первый, не последний. А вы мне нравились. Очень… И мне досадно, что у такой хорошенькой женщины нет средств. Поверьте, я был бы недурным мужем богатой жены. Это естественно. Но не скрою… — Еще чего? — спросила подавленная Мета. — Скажи вы, что у вас ничего нет… — Не женились бы? — Разумеется… Оттого-то вы и ваша maman поймали меня на пензенском имении. Влюбились в меня… Но… ведь это не помешало бы нам отлично любить друг друга без обряда венчания… если бы вы без предрассудков признали эту форму счастия. А я приискал бы девушку со средствами… Мета возмущалась и негодовала. Ей хотелось сказать Никсу, что он нечестный человек. Но она бросилась к нему и, целуя его, шептала: — Я люблю тебя… Прости… прости… Люби меня, Никс. В эту минуту постучали в двери и кондуктор сказал: — Любань! Три минуты! Никс велел кондуктору взять его вещи. — Это что значит? — растерянно спросила по-французски Мета. — Остаюсь в Любани — и в Петербург. — А я… — Как вам будет угодно. Или в Крым поезжайте… или в Москву и в тот же вечер домой, к maman… Отдельный вид пришлю к генеральше. Затем развод… Имею честь кланяться! Никс почтительно снял шляпу и вышел. |