Онлайн книга «Атака мертвецов»
|
У парадной торчал пролетарий, опирающийся на винтовку, как селянин – на вилы. – К Барскому. – Валяй, – зевнул пролетарий, – третий етаж. – Знаю. – Вот и шкандыбай, коли знаешь. Дверь в квартиру была распахнута, на пороге валялся смертельно бледный, светящийся в полутьме юноша, почти подросток; я склонился, хлопнул его по щеке – он заворчал сердито. Взглянул на свою ладонь: она была перемазана белым порошком. Из квартиры доносились пьяные вопли и надрывался заевший граммофон: игла подпрыгивала и без конца возвращалась на то же место: …полюбил её паж… …полюбил её паж… …полюбил её паж… Я заглядывал в комнаты – там орали, валялись в лужах собственной рвоты и мочи, праздновали победу. Толкнул дверь спальни: на кровати полулежал, опершись на спинку, Барский – с голой грудью, с папиросой в зубах; ночной столик был уставлен полупустыми бутылками, в которых плавали окурки. У него на плече покоилась голова какой-то лярвы; бесстыжее мраморное бедро лежало поверх смятой простыни. – О, какие гости! Молодец, Ярилов, что пришёл. Ты – паренёк гнусный, но умный. Понимаешь, с кем надо и куда… – Зачем ты это сделал? – спросил я, едва сдерживая ярость. – Что именно? Я за последние дни много чего успел сделать, ха-ха. – Тарарыкина – зачем? Капитана «Бунтаря»? Мальчишка, приват-доцент, чем тебе помешал? – Под ногами болтался. Не гунди, Ярилов. Давай выпьем. Праздник какой! Петроград наш. Считай, без боя, сами сдались, слизняки. А там и Россия будет… Эй, просыпайся. Смотри, кто пришёл. Лярва вздрогнула, подняла стриженую голову. Протянула прокуренно: – О-о-о, Николенька! Рада. Давай присоединяйся. Ложись рядышком. Может получиться забавно, хи– хи-хи. Меня пробило насквозь, от паха до затылка. Этот голос… – Ты?! Откуда? Когда приехала, сегодня? Барский захохотал: – Дурак ты, Гимназист. Она тут с июля. Тебе не показывалась, чтобы на крючке водить. Славно ведь вышло, а? «Кот Баюн» наш, хотя и без него всё получилось в лучшем виде. Я вытащил револьвер, навёл ему в лоб. – Давай, – равнодушно сказал Барский, – кишка у тебя тонка, Гимназист. Это тебе не на войне. Ты вот попробуй так: молочного брата, товарища юности, беззащитного. Нажал на спуск: сухо щёлкнуло. Осечка. Щёлкал, пока барабан не сделал два круга. Барский хохотал, словно умалишённый; Ольга улыбалась, сияя жемчужинами вишнёвого рта. Улыбалась так знакомо. Так невозможно. Выронил наган. Я выпустил весь барабан в свихнувшегося пулемётчика и забыл перезарядить. Развернулся. В спину колотили захлёбывающийся хохот Барского и её крик: – Куда же ты, Николенька? Не уходи! Выходя из квартиры, я пнул невинного кокаиниста и пробормотал: – К чёрту. * * * 28 октября 1917 г., станция Дно Скрипел фонарь, гоняя жёлтый круг по мокрым доскам. Ветер трепал пришпиленный к столбу листок, изумлённо щупал странные слова: «Декрет о мире. Декрет о земле…» На пустом по ночному времени перроне дремал дежурный, кутаясь в шинель. – Сударь, когда ближайший на юг? Железнодорожник вздрогнул, огляделся. Худощавый в чёрном бушлате сверкнул очками; небрит, на щеке подсыхающая корка, но лицо – умное, светлое. Такие с кистенём не бродят, не грабят бедных служащих. – Да вот в шесть пятнадцать, на Киев. – Подсадите? – и протянул жёлтый кругляш червонца. – Чего же не услужить доброму человеку? – закивал дежурный. – Вам до Киева ехать? – Дальше. Пересадка в Киеве, думаю. – В Одессу? – Нет. В Екатеринослав. Худощавый поёжился, спрятал длинные кисти в рукава. Подумал, что в шесть часов с четвертью она уже встанет, накинет поверх ночной рубашки домашний шлафрок. Растопит сложенную с вечера печь, поставит медный чайник на плиту и примется будить белоголового мальчика, которому в реальное училище, на занятия. – Из Москвы? – спросил скучающий дежурный. – Из Петрограда. – Понятно. Бежите? – Бегу. – Оно ясно. Сейчас многие из России побегут, эпохи-то какие наступают. Худощавый промолчал. Подумал: «Из России – можно. А от России – нет». Восток начал сереть – болезненно, неохотно. И тут же долетел свисток паровоза – пока ещё несмело, издалека. Тимур Максютов © Октябрь 2017 – Март 2018 г. |