Онлайн книга «Золотое побережье»
Затем он берет себя в руки, пристально смотрит на Макферсона: – Дело обстоит следующим образом. Что будет, если мы победим – то есть вынудим военно-воздушные силы отменить результаты того конкурса и выиграем повторный? Мы, конечно же, получим контракт по «Осе», но одновременно поставим ВВС в самое дурацкое положение, на глазах у всей промышленности, у всей страны. И если мы такое сделаем, «Оса» будет последней нашей аэрокосмической программой. Военные нам этого не забудут, они сделают все от них зависящее, чтобы пустить нас по миру. Они и так держат нас за яйца в связи с неудачами «Шаровой молнии». Достаточно бы и этого, но ведь, кроме того, нам не видать больше никаких черных и сверхчерных программ, нас не будут упреждать заранее о планируемых ЗНП, при сравнимой равноценности предложений выбор всегда будет падать не на нас, а на конкурентов, оценки НВС обязательно будут превышать нашу сметную стоимость. Господи, да они могут сделать с нами буквально все, что пожелают! Ведь это – покупательский рынок! На космические оборонные системы есть только один покупатель – военно-воздушные силы Соединенных Штатов Америки. В их руках – абсолютная власть. – Лицо Лемона страдальчески морщится. – Ситуация отвратительная, но никуда от нее не денешься. Мы вынуждены вести себя сдержанно – отстаивать свои права, никогда не доводя дело до полной победы. И Херефорд, как это ни прискорбно, прав. Выиграть эту тяжбу – непозволительная для нас роскошь. Поэтому мы капитулируем и отказываемся от предложения юридической фирмы. Макферсон практически не способен что-либо думать. – А как же расследование в Конгрессе? – вспоминает он. – Это уж они как хотят, но только без нас. Нам сейчас самое время завалиться на спину и подставить этим собакам незащищенную глотку. Лемон встает, снова отходит к окну. – Очень жаль, Мак, что все так получилось. И почему бы тебе не пойти сейчас домой? Отдохни хоть немного. Странно, думает Макферсон, когда же это я успел встать? Он уже у самой двери, когда Лемон говорит, возможно – самому себе: – Вот так и работает эта система. Приемная. Коридор. Лифт. Во рту Макферсона противный вкус, словно после блевотины, хотя прямой, физической тошноты он и не испытывает. Его тело реагирует на поражение горечью в горле. Интересно, по-видимому, «горечь поражения», «горечь утраты» – совсем не метафоры, а прямая передача чувственного опыта. Макферсон снова в своем кабинете. Вся работа, проводившаяся здесь, проводившаяся точно, эффективно, такая на первый взгляд настоящая, оказалась фальшивкой, обманом. Ее вполне мог заменить какой-нибудь видеосценарий, результат был бы один и тот же. А если разобраться, думает он, то и вся конструкторская работа – нечто эфемерное. Реальна только борьба за власть неких личностей из Вашингтона, ожесточенные схватки, основанные на чьих-то прихотях, личных амбициях, зависти. И эти схватки лишают реальности весь остальной мир. Вот эти стены, они могли бы с тем же успехом быть картонными, компьютеры – пустыми пластиковыми коробками. Ведь все это – декорации, на которых разыгрываются нешуточные сражения главных звезд этой видеопьесы. А он в этих сражениях – статист, его маленький эпизод уже снят, а затем сценарий переписали и эпизод этот выкинули. Выкинули всю его работу. Макферсон идет домой. 72 Примерно в то же самое время, когда Денниса вызвали в кабинет Лемона, Люси позвонила Джиму. – Так ты будешь у нас сегодня вечером, как обещал? О господи… – Я что, говорил – сегодня? – Я уже приготовила на троих. И ты говорил, что придешь, и мы не видели тебя чуть не месяц. О-го-го. Знакомый тон; похоже, настроена решительно… – Ладно, приду, – неохотно соглашается Джим. – А ты ходил к дяде Тому? Тоже ведь обещал. – Ой… Нет, мама. Совсем забыл. Вот теперь она и вправду расстроена. Похоже, у родителей какие-то неприятности. – Я не ходила на этой неделе из-за похорон, – голос Люси дрожит, почти срывается, – а ты не ходил на прошлой неделе, как обещал, и в результате почти три недели никто у него не был. Джим, а не мог бы ты съездить сегодня сперва туда, а потом – к нам, ты меня слышишь? – Да-да, слышу! – Джиму совсем не хочется спорить с матерью, когда она в таком настроении, когда у нее такой голос. – Я еду, прямо сейчас. Прости, пожалуйста, что забыл. – О таких вещах нельзя забывать. – Понимаю я, понимаю. До вечера. – Хорошо, приходи. «Подыхай на здоровье» – одно из самых ненавистных для Джима мест, а в теперешнем его мрачном настроении – и подавно. Но никуда не денешься. Он со стуком захлопывает дверцу машины и идет в дежурную комнату дома для престарелых. – Я к Тому Барнарду. Записали и пропустили. В десятке шагов от комнаты дяди Тома Джима останавливает сестра: – Вы пришли к Тому? – «И чего это она на меня так смотрит? Словно я украл что-нибудь». – Я очень рада, что хоть кто-нибудь к нему пришел. Последнее время Тому очень плохо. – Как это? И снова этот неприязненный взгляд. – Ему трудно дышать, еще труднее, чем раньше. На прошлой неделе я уже думала, что он впадет в коматозное состояние. – Коматозное? А почему тогда никто ничего не сообщил семье? – Семью известили, – пожимает плечами сестра; ее взгляд ничуть не смягчается. – Какого там черта – известили! Я – член семьи, а мне никто ничего не сообщал. – Этим занимается дежурная по корпусу. – Она снова пожимает плечами. – У вас ведь есть, вероятно, автоответчик? – Да, есть. – Джим проходит мимо сестры, стучит в дверь Тома. Никакого ответа. Он мнется некоторое время в нерешительности, а затем входит. Воздух спертый, застоявшийся. Да тут и здоровый человек задохнется. Простыни скомканы. Том лежит на спине, дышит он хрипло, с трудом. Кожа его приобрела мертвенно-серый оттенок, усыпанная веснушками лысина отсвечивает желтизной. Голова остается неподвижной, но глаза медленно поворачиваются, упираются в Джима. Ни малейшего намека на узнавание; Джима охватывает холодный ужас, далеко превосходящий все переживания этой жуткой недели. Но затем Том моргает и слегка шевелится. – А, Джим, привет. – Голос хриплый, с присвистом. – Подойди сюда. Помоги мне сесть. – А нужно ли, дядя Том? Может, тебе лучше лежать? – Отчаянный, почти оглушительный страх – а вдруг Том перенапряжется и вот так, сейчас прямо и умрет. – Помоги мне сесть. Я еще не Q, ни в коем случае, все улики свидетельствуют об обратном. – Том пробует приподняться самостоятельно, из этого ничего не выходит. – Пожалуйста, помоги мне. У Джима перехватывает дыхание, но он все-таки помогает Тому; теперь плечи старика опираются на подушку, а голова касается стенки. |