Онлайн книга «Любовь рождается зимой»
|
На подносе лежали полдюжины глазированных пончиков Krispy Kreme и стояла маленькая винная бутылка с розой внутри. «Венецианские пончиковые кольца», – восторженно протянул гондольер. Мальчик глядел на них, не отрываясь. «На вид очень вкусные», – сказал он. Гондольер взял один пончик, втянул носом его запах и передал своему маленькому другу. «Они свежие – от силы пара минут из печки», – сказал он. «Совсем как день», – добавил мальчик. Гондольер воодушевленно покачал головой. Кроме этого, на подносе было три маленьких чашки – две с черным кофе, а третья – с молоком. «Это детские чашки?» – спросил мальчик. «Конечно, – ответил гондольер. – Ведь какими бы взрослыми ни становились сыновья и дочери, они всегда остаются детьми в глазах родителей». Молли рассмеялась. После завтрака гондольер подвел Молли и ее сына за руку к краю огромного бассейна, который тянулся под мостами и огибал главную площадь. На воде бассейна качались в унисон связанные друг с другом лодки странной формы. «Нам пора возвращаться», – сказала Молли. «Совершенно верно, Mama, – ответил гондольер, – но одна поездка займет совсем немного времени». «Теперь пусть Джед дожидается нас», – добавил мальчик. «Черт», – бросила Молли в сердцах. «Почему бы и нет?» – спросил гондольер. «Пошли, Макс», – сказала Молли. Молли направилась к выходу. Ее сын нехотя поплелся следом. Ему снова хотелось расплакаться, а ноги его горели. Молли внезапно обернулась: «Вы ничего про нас не знаете». Гондольер не сдвинулся с места, словно ожидая, что она вернется. «Все мне известно, Лола», – сказал он без намека на итальянский акцент. Молли остановилась. «Почему вы назвали меня этим именем?» Гондольер посмотрел на свои поношенные туфли. «Это имя носила моя дочь», – сказал он, пожав плечами. «Ваша дочь?» «Да – моя прекрасная дочь. Это было ее имя». Молли смотрела на него со смесью гнева и жалости. «Что ж, у меня другое имя». «Но, может, и нет, – не сдавался гондольер. – Оно могло быть твоим». «Вы ведь даже не итальянец, ведь так?» «Мама», – позвал мальчик. Молли глядела на гондольера, не видя его. Мальчик потянул ее за руку. И в этот момент на нее обрушилась тяжесть реальности того, что в действительности представляла ее жизнь. На нее нахлынула усталость и тошнота. Безоблачное небо пересекла стайка птиц, не ведающих ни о чем, кроме своих маленьких жизней. Мальчик отпустил мамину руку и опустился на корточки. Его голова свесилась в ладони. Он снял сандалии. На утреннем жарком солнце его ноги снова стали саднить. Люди обходили их стороной. Молли нагнулась и поправила его носки с гусеницами. «Если ты хочешь попасть на гондолу, надень ботинки», – сказала она ему. На лодочном причале были и другие мужчины, одетые в полосатые рубашки. Они курили и пили кофе из маленьких чашек. Они поднимали руки, приветствуя друг друга, и кивали головой, не улыбаясь. За пару минут гондольер, Молли и ее сын забрались в лодку. Мальчик сказал, что лодка напомнила ему по форме усы. Он держался за мамину руку. Ему очень хотелось показать ей, что она приняла правильное решение. У рук есть свой язык. Гондольер встал на корме, словно превратившись в механическую игрушку, которая направляла лодку, отталкиваясь от голубого дна длинным шестом. Все обернулись в их сторону. Карло шел рядом с ними по набережной, наигрывая свое трезвучие. «Buongiorno!» – приветствовал прохожего гондольер. Японка захлопала в ладоши. Молли смотрела во все глаза на людей на балконах. Рестораны начали заполняться. Зловещие персонажи, сновавшие мимо них ночью, пропали, и город наполнялся новой жизнью – тихими и добрыми людьми, которые вставали с солнцем и просыпались ночью только для того, чтобы выпить воды. Когда они добрались до более широкого места канала, гондольер спустился в лодку и открыл крышку кормы, на которой он стоял. Он откинул замок и достал большой ящик из темного дерева. Гондольер поставил его на скамью между кормой и сиденьем изумрудного цвета, на котором прижались друг к другу Молли и ее сын. «Что это?» – спросил мальчик. «Сейчас увидишь, дружище». Гондольер достал из под крышки кормы тонкий, но твердый черный диск и положил его на верх деревянного ящика. Потом он резко крутанул ручку и опустил на диск толстую металлическую трубку с иголкой на конце. Поначалу Молли и ее сын слышали только шипение. К тому времени, когда по венецианским площадям разнесся сильный золотой голос Энрико Карузо, гондольер уже стоял на своем месте на корме, открывая рот в такт словам песни. Прохожие собрались у перил моста и хлопали в ладоши. Дети наблюдали в немом изумлении. Гондольер открывал и закрывал рот в точном соответствии со словами песни. Людям казалось, что он и вправду поет песню сам. Но голос принадлежал тому, кто умер много лет назад. Молли откинула голову и закрыла глаза. Она никогда не слышала, чтобы мужчина пел с такой страстью. Она обняла одной рукой своего сына и остро почувствовала, что та любовь, о которой она мечтала, сидела рядом с ней в сандалиях и носках с гусеницами. Песня закончилась, но иголка продолжала бежать по пластинке. Деревяный ящик шипел, когда они вернулись к тому месту, откуда началась их поездка. Гондольер быстрым привычным движением привязал лодку к остальным, стоящим рядком. У него были старые заскорузлые руки, словно две побитые собаки. Гондольер сел на скамейку рядом с патефоном. «Еще раз», – попросил мальчик. Гондольер снова завел машинку. Заслышав шипение, остальные гондольеры обернулись к нему, бросив свои дела. Он гордо встал на корму, прочистил горло и запел. Пронзительная красота одинокого голоса поднялась от канала к площади, вытягивая людей из кроватей и от плоских телевизоров к перилам их балконов. Несколько мгновений голос был слышен даже в зале казино – кто-то сложил карты, кто-то поднял голову от стола. «О чем эта песня?» – прошептал мальчик своей матери. «Я не знаю», – ответила Молли. «А я знаю», – сказал мальчик. Люди на площади захлопали в ладоши. Когда пришло время прощаться, маленький мальчик не хотел отпускать гондольера. Они слышали, как бьются вместе их сердца. |