Книга Саймон и программа Homo sapiens, страница 53 – Бекки Алберталли

…и замирает. Что-то тянет внизу живота.

Потом он опускает наши руки обратно к себе на колени. Так вот каково это — иметь парня. Не знаю, какого черта я столько ждал.

На сцену одна за другой выходят девушки. Все в коротеньких платьях. Все поют песни Адели.

Вскоре очередь доходит до Эбби: она выходит из-за кулис с черным пюпитром в руках. Я бросаю взгляд на Ника, но он меня не замечает. Выпрямившись, он пристально смотрит перед собой и улыбается. На сцену выходит блондинка-десятиклассница со скрипкой и нотами. Она пристраивает скрипку на плече, прижимает подбородком и смотрит на Эбби. Та кивает ей, делает заметный вдох, и скрипачка начинает играть.

Она исполняет странную, почти скорбную вариацию на песню «Time After Time». Движения Эбби попадают в каждую ноту. Я никогда еще не видел сольных танцев, не считая неловких плясок в центре круга на бар-мицвах, поэтому поначалу не понимаю, на что обращать внимание. Когда танцует несколько человек, можно следить за синхронностью. Но Эбби ни за кем не повторяет, и, несмотря на это, все ее движения и жесты кажутся правильными, неслучайными и полными жизни.

Я не могу не поглядывать на Ника. На протяжении всего выступления он сидит, прикрыв рот кулаком, но я вижу, что он улыбается.

Эбби и ее скрипачка заканчивают представление под аплодисменты удивленной и благодарной публики, а потом занавес неплотно закрывается и сцену готовят к последнему выступлению. Я вижу, как выносят барабанную установку — видимо, выступать будет музыкальная группа. Мэдди в это время берет микрофон и рассказывает, как можно перечислить деньги ученическому совету. Из-за занавеса слышится протяжное гитарное «пам-м» и барабанное «бум-бац» — это включают и настраивают инструменты.

— Кто следующий? — спрашивает Ник и заглядывает в программку. — Написано «Группа „Эмоджи“».

— Миленько.

Занавес открывается, и перед нами предстают пять девушек с инструментами. Первое, что бросается в глаза, — цвета их костюмов. Узоры у всех разные, но цвета одинаково яркие, поэтому впечатление они производят панк-роковое. Только я об этом думаю, как барабанщица начинает играть, задавая быстрый неровный ритм.

И тут я понимаю, что барабанщица — это Лиа.

У меня нет слов… Ее волосы рассыпаны по плечам, а руки двигаются с невероятной скоростью. К ней подключаются и остальные — Морган на клавишах, Анна на басу, Тейлор на вокале…

…И моя сестра Нора на гитаре…

Выглядит она такой раскованной и уверенной в себе, что ее не узнать. Ну правда, я в шоке. Я даже не знал, что она снова начала играть на гитаре.

Брэм смотрит на меня и смеется.

— Саймон, ну у тебя и лицо!

Они исполняют кавер на песню Майкла Джексона «Billie Jean», и — серьезно! — это потрясающе. Девчонки, встав со своих мест, танцуют в проходах. Музыка сменяется — теперь звучит песня Cure «Just Like Heaven». Голос у Тейлор нежный и высокий, и поет она без малейших усилий, просто превосходно. Я все еще ошеломлен и с трудом осознаю происходящее.

Брэм был прав: люди в самом деле похожи на дома с просторными комнатами и крохотными окнами. И, может, это и здорово — то, что мы не перестаем друг друга удивлять.

— А Нора уже неплохо играет, правда? — наклоняется ко мне Ник.

— Ты знал об этом?..

— Я занимался с ней не один месяц. Но она просила ничего тебе не рассказывать.

— Серьезно? Почему?

— Потому что понимала, что ты раздуешь из этой новости целое дело.

Ну, в этом вся моя семья. Мы всё держим в секрете, потому что любую новость раздуваем до космических масштабов. Для нас все как каминг-аут.

— Родители с ума сойдут, когда узнают, что пропустили.

— Не, я их привел, — говорит Ник, указывая через проход.

Впереди, в паре рядов от нас, я вижу затылки мамы и папы. Они прижимаются друг к другу, соприкасаясь головами. И тут рядом с мамой я замечаю девушку с небрежным пучком светлых волос. Забавно, но она очень похожа на Элис.

Нора едва заметно улыбается; волосы у нее распущены и уложены волнами. Я чувствую ком в горле.

— Гордишься? — шепчет Брэм.

— Да, так странно, — отвечаю я.

Но вот рука Норы замирает над корпусом гитары, Тейлор оставляет микрофон, и все, кроме Лии, перестают играть. Ее лицо горит решительной яростью, пока она исполняет самое офигенное, потрясающее барабанное соло, которое я когда-либо слышал. В глазах — сосредоточенность, на щеках — румянец… Она такая красивая. Но она никогда бы мне не поверила, скажи я ей об этом.

Я поворачиваюсь к Брэму, но он смотрит на Гаррета и ухмыляется. А Гаррет качает головой, улыбается в ответ и говорит:

— Помалкивай, Гринфелд!

Песня заканчивается, зрители кричат и аплодируют, загорается свет. Последние ряды начинают расходиться, но мы остаемся на местах. Эбби выходит из-за кулис и направляется к нам.

Вдруг какой-то парень с каштановыми волосами и короткой рыжей бородой садится на сиденье перед нами и одаривает меня улыбкой.

— А ты, видимо, Саймон, — говорит он.

Я растерянно киваю. Вообще-то лицо у него знакомое, но я никак не соображу, кто он.

— Привет. Я Тео.

— Тео. типа, Тео моей сестры, что ли?

— Вроде того, — ухмыляется он.

— Она здесь? Что вы тут делаете? — Я машинально бросаю взгляд туда, где сидели родители, но там уже никого нет. — Приятно познакомиться, — добавляю я.

— И мне, — отзывается он. — В общем, Элис пошла в вестибюль, но попросила передать кое-что тебе и, э-э, Брэму.

Мы с Брэмом переглядываемся, а Ник, Эбби и Гаррет с интересом оборачиваются.

— В общем, так, — говорит Тео. — Она хотела, чтобы я передал тебе следующее. Родители собираются позвать тебя в «Варсити» ^[59], но ты должен сказать, что пойти не сможешь. Волшебные слова: «нужно делать домашку».

— Что? Почему это?

— Потому что, — продолжает Тео, — дорога в одну сторону занимает полчаса, плюс еще полчаса в другую, плюс время в ресторане.

— И это, блин, того стоит! — возражаю я. — Ты пробовал их «Ледяной апельсин»?

— Нет, — отвечает Тео. — Правда, должен признаться, что за всю жизнь я провел в Атланте часов пять. Пока что.

— Так почему она не хочет, чтобы я ехал?

— Потому что у вас будет целых два часа, чтобы побыть дома совершенно одним.

— А. — Я заливаюсь краской.

Ник фыркает.

— Ага, — ухмыляется Тео и косится на Брэма. — В общем, еще увидимся.

И он уходит. Я смотрю на Брэма и замечаю в его глазах лукавый огонек.