Онлайн книга «Сладкая горечь»
|
– Зачем говорить гадости? Давайте будем честны. Уверена, она очень милая девушка, но слишком красивая, чтобы тут работать. У нее никогда не получится. Джейк у меня за спиной. Я почувствовала присутствие как перемену температуры на несколько градусов, покалывание. – Именно это мы говорили о тебе, – произнес он мне в шею. – Благословенный месяц, а? – произнесла Симона, завороженно застыв над ящиком лисичек. Они были припорошены землей, комочки земли льнули к ее пальцам. Да, лучезарные сентябрьские дни. В послеполуденные часы свет становился переливчатым, сознание и зрение прояснялись, мир казался прекрасным и целостным. В этом счастливом свете люди неспешно бродили по фермерскому рынку, держа в руках бумажные пакеты со сливами, выискивая последние шелковистые початки кукурузы, удлиненные лавандовые баклажаны с тонкой кожицей. Сам воздух вибрировал, как скрипичная струна. – Я по дождям на прошлой неделе поняла. Просто поняла. Только посмотри на них! Она протянула мне гриб. Все знание начинается с обоняния – и я вдохнула. Улыбнувшись, она вытерла мне кончик носа, и я придвинулась к ней ближе. Симона не спешит, не в запарке, не недоступная. Сосредоточенная морщинка между бровей разгладилась. Ее интерес ощущался как теплая струя в холодном ручье. – Знаешь, я подобрала для тебя стопку книг, включая «Винный атлас», за которым ты вечно бегаешь в офис. Можешь взять мой старый, тебе взаправду стоит иметь такой дома. Я давно собиралась их принести, но, может, ты зайдешь ко мне. Ведь ты иногда в выходные дни бываешь в Ист-Виллидж? Я снова поежилась, вспомнив, как она застала меня с Уиллом. – С радостью. Когда скажешь. – И тебе пора открыть бутылку вина. – Не для гостей! Мне представилось, что меня сталкивают за борт, Симона с ножом у меня за спиной, море черное, бурное, бездонное. – Бог мой, нет! Не для гостей. Мы можем попрактиковаться сегодня после закрытия. Среди прочих на кухне имелся низкий белый холодильник, который почему-то называли «сырный ларь». На нем, как правило, стояло блюдо с сырами дня. Крапчатые оранжевые кружки, пепельные пирамидки, ломти, синеватыми прожилками – их оставляли раздышаться под проволочным колпаком. Взяв лопатку с деревянной ручкой, Симона щедро зачерпнула. Я оглянулась по сторонам, не поймают ли нас, но – о чудо! – на кухне было пусто. А Симона юркнула за угол и вернулась с гроздью винограда. Его аромат – как ария или соло, все остальные запахи разом поблекли. – Выплюнь косточки. Она выплюнула две черные косточки себе в ладонь. Я свои уже раскусила, они были горькие и танинные. – В моей не было. – Один из трех фруктов, эндемичных для Северной Америки, – узнаваемый мускат-конкорд. Великая ирония нашей страны заключается в том, что мы выращиваем лучший столовый виноград в мире, а приличное вино изготовить не умеем. Артуро? Мимо проходил посудомойщик с проволочной корзиной коктейльных шейкеров, джиггеров и ситечек. – Артуро, ты не мог бы попросить Джейка заварить мне ассам. Он знает, как я пью. Спасибо. Улыбнувшись, Артуро ей подмигнул. Это он когда-то рявкнул на меня, когда я спросила, куда складывать перерабатываемые отбросы. Я не заметила, как пришел Джейк – может, он просто появлялся, когда нужно было заварить Симоне чай? Вероятно, сама мысль отразилась у меня на лице. – Ты тоже хотела? Я покачала головой, хотя мне очень хотелось, чтобы Джейк заварил мне чай так, как я пью. – Э… как хочешь. Знаешь, что такое изобилие? Снова покачав головой, я оторвала от грозди еще виноградину. – Тебя учили жить как заключенная. Не трогай, не прикасайся, не доверяй. Тебя учили, что все вещи в мире лишь ущербные отражения, что они не достойны такого же внимания, как мир духовный. Шокирует, да? И тем не менее мир изобилен. Если будешь вкладывать в него, он станет возвращать сторицей. – Что вкладывать? Она намазала немного сыра на крекер, кивнула с полным ртом. – Свое внимание, разумеется. – Ок. Я внимательней присмотрелась к сыру, к виноградинам. Виноградины покрывал серый налет, в сыре – прожилки плесени – и все это следы стихий, которые из создали. Распахнулись двери кухни. Джейк не только сам заварил чай, но и сам принес. – Один ассам, – провозгласил он. Он заварил его в высоком стакане для воды и осветлил молоком. – Спасибо, милый. Оглядев разложенную Симоной еду, он усмехнулся, взял виноградину. – Идет урок? – спросил он, переводя взгляд с Симоны на меня. – Просто болтаем, – небрежно отмахнулась она. – Болтаем под камамбер. – Он выплюнул косточки мне под ноги на пол. – Я бы этому не доверял, новенькая. – Разве тебе не нужно быть на рабочем месте, любовь моя? – Думаю, мне нужно остаться тут и защитить новенькую. У нее уже развилось пристрастие к устрицам. Еще десять минут с тобой, и она станет цитировать Пруста и потребует к «семейному» икры. У меня сердце остановилось. Я-то считала те устрицы «нашими». Но Симона пропустила слова Джейка мимо ушей – или вид сделала. На лице у нее было то же довольное выражение, с каким она принимала комплименты гостей в конце ужина. А Джейк словно бы вообще ничего не боялся. Я и представить себе не могла, чтобы кто-то еще в ресторане рискнул бы над ней подшучивать. – Мне не нужна защита, – сказала я вдруг. Глупо. По какой-то причине мне хотелось доказать лояльность. Они повернулись ко мне, и я съежилась. – Иногда мне кажется, вы родственники или вроде того. В ответ – одна и та же скупая улыбка с поджатыми губами. Но во взгляде Симоны – она словно бы примеряла Джейка на роль потенциального родственника – я заметила проблеск обожания. Он мелькнул и тут же канул снова, но был таким явным, словно химический состав проверили лакмусовой бумажкой. Я десятки раз видела такое в баре. Ничего сестринского в нем не было. – Когда-то давным-давно, – сказал он. – Наши семьи дружили, – добавила она. – Она была девочкой с соседнего двора по соседству… – О боже, Джейк… – А стала моей опекуншей… – Я очень даже милостива… – И вездесущая, всемогущая… – Да, это та еще ноша… – И теперь у меня классический случай стокгольмского синдрома. Оба рассмеялись, и смех был не просто личным, он исключал меня, отталкивал, мне ни за что не понять, над чем они смеются. А потом Джейк вдруг развернулся и ушел. Посмотрев на меня, Симона отщипнула еще виноградину. – На чем мы остановились? |