Онлайн книга «Музыка ночи»
– Ты знаешь Царя Соломона? – спросил он. – Угу. – Так вот – он тебе не верит. – Неужто? А я думал, ты сюда прибыл только для того, чтобы выдать мне приз. – Я тебе тоже не верю. – Прискорбно слышать. – Это ты Соломону скажи. И Блюм уставился в окно. Тенделл стиснул руль. Прежде человека он никогда не убивал, но сейчас вполне чувствовал в себе силы, если припечет, покуситься на Морду-Блюма. И пошел Царь Соломон куда подальше… Тенделл выпрыгнул из машины, занесенной снегом, и поспешил предупредить шоферов о смене маршрута. – Паршивец Уоллес, – прогудел Райбер, здоровенный датчанин. – Мы ж яйца скоро отморозим. Его коллеги Конлон и Маркс кивнули в знак согласия. Аскетичность Уоллеса даже по меркам северо-востока казалась чрезмерной. – Ехать дальше нельзя, – объявил Тенделл, – в такую-то погоду! – А че Блюм говорит? – поинтересовался Конлон. С Блюмом они хотя и не общались, но слышали вопросы, которыми он пытал канадцев, и были в курсе делишек, которые он хочел замутить. Их самих он пока не допрашивал, но это, безусловно, маячило впереди. – Он недоволен, – признался Тенделл. – И пускай пешком в Бостон шагает, мне-то что. – Не дай бог с ним что-то случится, – забеспокоился Маркс. – Если случится, Царь Соломон нас поубивает, – заверил его Тенделл. – Ну и дерьмо, – пробормотал Конлон. – Ладно. Мы чисты – и Дэнни это знает. И плевать на дешевые понты. Они еще побурчали, но холод и снег быстро положили конец их дискуссии. Когда Тенделл вернулся в свою машину, Блюма он застал с выложенным на колени «Кольтом». – На охоту собрался? – осведомился Тенделл. – Ты что-то долго ходил. – Решил прогуляться и подышать свежим воздухом. Говорят, хорошо для цвета лица. Ты убери пушку-то. Здесь никто на тебя зуб не держит. – Да? А у меня хороший слух. И, по-моему, я твоим друзьям не нравлюсь. Однако «Кольт» исчез в складках пальто. Тенделл завел мотор. – Вы не любите евреев, – пустым голосом сказал Блюм через милю-другую. Судя то тону, это было утверждение, а не вопрос. Тенделл не ответил: он целиком сосредоточился на вьюжной завесе. Наконец он нарушил тишину. – Лично я в евреях души не чаю, – с напускной беспечностью заявил он. – Бизнес с ними делаю, пью с ними, даже в разное время нескольких еврейских женщин трахал. И дело, кстати, в другом. – А в чем? – Ты человек Соломона. И ищешь повод влепить мне в башку пулю, потому как Царь хочет, чтобы другим было неповадно повторять выходки Селлерса. – А тут сомнений нет. Селлерс обдурил Царя. – И Дэна Кэрролла тоже. – В этом Царь, надо сказать, не уверен. – Значит, Царь ошибается. Парок от дыхания Блюма стрельнул, но затерялся на фоне ветрового стекла, словно его попытка испариться из враждебного кокона кабины оказалась безуспешной. – Царь подумал, что они с Кэрроллом мутили заодно, – сказал Блюм. – Но он кой-чего не учитывал. Ирландцы заправляют полицией, пожарной службой, муниципалкой. Под ними власть. У евреев в этом смысле власти нет. Мы – другие. – Ты считаешь, положение улучшится с твоим приездом, когда ты начнешь докапываться до каждого парня? – Ты в шахматы играешь? – Нет. Играми отродясь не увлекался. – А зря, – сказал Блюм. – Игры – отражение реальности, а шахматы – война на доске. Царь и Дэн Кэрролл бьются за влияние. А люди, которых они посылают на разные задания, – их пешки. Вот их-то в любых конфликтах и сметают первыми. Что до парней вроде нас, то мы – кони, слоны, ладьи. Если мы проявляем беспечность, нас срубают пешки, но в основном мы уязвимы перед такими же, как и мы сами. – А Селлерс? Он кем был? – Пешкой, которая полагала, что метит в короли. Больше они не обменялись ни словом. Между тем они уже приближались к жилищу Уоллеса. Не было ни указателя, ни ворот, а просто прореха в линии деревьев. Узкая грунтовка, различимая лишь по отсутствию растительности, вилась через лес, а из-за кисеи бурана уже виднелся сельский домик. Смотреть особо не на что, но все равно человечье жилье: в окнах – уютный оранжевый свет, дым с искорками из трубы. Рядом стоял амбар и еще постройки поменьше. А в лесу пряталась и Уоллесова винокурня. Вереницу машин встретил старик-хозяин. Он вышел на крыльцо с дробовиком в руке. Правду, пушку он на незваных гостей не наставил. Тенделл затормозил и высунулся из окна. – Давайте-давайте-ка сюда, – дал соизволение Уоллес, и Тенделл въехал во двор. Блюму он велел не выходить из машины. – При виде чужих старина нервничает, – пояснил он и направился к крыльцу. Хозяину домовладения было за семьдесят, о чем свидетельствовали длинные седые волосы и такая же борода. Просторное пальто с меховой опушкой он накинул на шкиперского вида свитер, из зимних сапог торчали внапуск штаны из чертовой кожи. От Тенделла не укрылось, что курки дробовика взведены, и опускать их Уоллес не спешил. – Нам бы приткнуться на ночь, Эрл. – С чем прибыли? – Угадай. Уоллес прищурился на Блюма, пока что сидящего в ма- шине. – А с тобой кто еще пожаловал? Тенделл ухмыльнулся. – Один из людей Соломона. Конлон, Маркс и Райбер тоже здесь. – Ты сказал Соломонову человеку сидеть на месте? – А как же. – Он тебя не послушался. За спиной послышался хруст гравия и снега. Тенделл обернулся и увидел Блюма. А Блюм, в свою очередь, уставился на Уоллеса. И тем досконально себя представил. – Как дела? – поинтересовался Блюм. – Живем помаленьку, – ответил Уоллес. Он оценивающе посмотрел на Блюма, который притопывал на снегу, спрятав руки в карманы пальто. Можно было поспорить, что в одной он сейчас сжимает «кольт». – Че с ногами-то? – спросил Уоллес. – Ничего. Замерз. – Тогда надо было в машине оставаться. – Че, проблема какая-то? – произнес Блюм, переводя взгляд с Уоллеса на Тенделла. – Господи! – вздохнул Тенделл. – Да у нас – полный порядок. Да, Эрл? Уоллес, похоже, думал заерепениться, но здравый смысл возобладал. Опустив оба курка, он нянчил дробовик в руках. |