Онлайн книга «Дни прощаний»
|
Не представляю, когда и почему это могло произойти. Я не помню, чтобы мы когда-то делали что-то подобное. И не помню никаких других деталей. Но мой мозг убежден, что это было. Если мой мозг хочет создавать новые воспоминания о друзьях, я приму это как должное и не буду задавать лишних вопросов. Глава 32
Мы с Джесмин обмениваемся короткими фразами, сидя в машине перед домом Эли. – Адейр придет? – спрашивает Джесмин. – Надеюсь, что нет. – Я собираюсь открыть свою дверь. Джесмин тихонько смеется. – Что? – спрашиваю я. – Ничего особенно смешного. Просто я осознала, что с Эли мы встречались только летом и он никогда не видел меня в куртке. А я люблю куртки. Это напомнило мне о том, как мало времени мы с ним были знакомы. Один сезон. На Джесмин серая шерстяная мотоциклетная куртка с ремнем и чуть скошенным рядом пуговиц вместо молнии. – Он бы ее оценил. Тебе очень идет. Она тревожно мне улыбается. – Давай войдем. – Я тоже нервничаю. – По крайней мере, ты это уже делал. – Все равно. – Мы были знакомы всего пару месяцев. Я уверена, что знаю о нем что-то, чего не знаете ни ты, ни его родители, и все равно не хочу никого разочаровывать. – Не думаю, что разочаруешь. Мы смотрим друг на друга, я наклоняюсь и обнимаю ее. Больше для своего спокойствия, чем для ее. Люблю быть с ней рядом. Не в похотливом смысле. Так же, как я любил тереть шелк между пальцами в детстве. Есть в этом что-то необъяснимо успокаивающее. Мы оба глубоко вздыхаем и поднимаемся ко входу. Я в первый раз прихожу домой к Эли с момента аварии. Острая боль и тоска сжимает сердце. * * * Я осматриваюсь. Это потрясающе. Я слышал, что в Хиллсборо есть отличные дома, но никогда в таком не был. Здесь повсюду книги, расставленные на чистых современных полках от пола до потолка. В гостиной у них есть одна кирпичная стена без штукатурки, и на ней висит несколько абстрактных картин. Я не разбираюсь в живописи, но такие картины запросто можно увидеть в музее и я бы не удивился, если бы узнал, что они стоят больше моего дома. Одну стену занимает огромная антикварная карта Лондона, другую – широкая черно-белая панорама Нью-Йорка на фоне неба. Мебель напоминает ту, что я видел в IKEA, только куда более солидная и дорогая. – Черт побери, крутой дом, – говорю я. – Спасибо. Но это не моя заслуга, – отвечает Эли. – Твои родители, типа, художники или архитекторы, или кто? – Не-е-е. Мама нейрохирург в госпитале Вандербильта. Отец – профессор истории в университете Вандербильта. Он изучает период холодной войны. Тебе надо услышать его безумную теорию о Розуэлльском НЛО 1947 года. Я смеюсь. – Мой отец – профессор английского языка в Бельмонте, а мама физиотерапевт. – Не может быть! Наши семьи один в один. – Еще у меня есть сестра. – Чувак, у меня тоже. Близнец, на самом деле. Адейр. Учится в одной школе с нами. Сейчас она на тренировке по танцам. – Класс. – Хочешь есть, пить или еще чего? – Постоянно. Эли ведет меня на кухню, которая впечатляет не меньше уже увиденного. Сплошь стекло, сталь и гранит. Тут стоит огромный винный шкаф, а кастрюли и сковороды с медным дном свисают с потолка. Эли открывает шкаф и начинает доставать упаковки с чипсами, попкорном, сушеными фруктами и орешками из «Trader joe’s». – Все что захочешь. – говорит он. Он идет к холодильнику и достает из него пару бутылок колы, о которой я никогда не слышал – на этикетке говорится, что она «делается вручную небольшими партиями». – Спасибо. – Я изучаю этикетку. – Как колу делают вручную? – Странно, да? Я представляю мужика в фартуке кузнеца, бьющего молотом по чану с колой. – Или плотника, распиливающего колу. Мы смеемся. Я сгребаю упаковку сушеных мандаринов, и мы отправляемся в его комнату. А вот и первый признак того, что тут живет кто-то моложе сорока. Стены темно-серого цвета, покрытые плакатами групп, о которых я никогда не слышал, – блэк- и дэт-метал-групп со скелетообразными замороченными логотипами, в которых почти ничего не разобрать. Одна из стен похожа на музей гитар, на ней висят четыре электрогитары и две акустические. На полу валяются черные джинсы и черные футболки, тоже с названиями групп. Я переступаю через что-то из одежды. – Музыкант, да? – Как ты догадался? Ну, а что насчет тебя? Какая фишка привела тебя в Нэшвилльский колледж искусств? – Писательство. Беллетристика. – Круто. Хочешь быть нашим писарем? – Конечно. – Я достаю свой ноутбук и сажусь за стол Эли. Эли снимает акустическую гитару и садится на край кровати. – Ты не против? Я лучше соображаю, когда играю. – Вперед. Он начинает играть, демонстрируя пальцевую технику. Сразу становится ясно, как он попал в Нэшвилльский колледж искусств. – Итак, – говорит он, – мы должны предсказать технологию будущего… – И как она повлияет на наши жизни. – Чувак, я рад, что нас назначили партнерами. Это должно быть как раз по твоей части. – Жаль, но я не пишу научную фантастику. – А о чем пишешь? – В основном мрачные южные штуки [9]. – Клево. Я люблю мрак. – Кто бы мог подумать? Он смеется. – Может, нам стоит объединить усилия как-нибудь? Ты напишешь текст, а я музыку. – Я не против. – Отлично. Итак, в будущее. Моя мама однажды рассказывала о том, как ученые вырастили человеческое ухо на спине мыши. Об этом писали в одном из ее медицинских журналов. – Да ладно! Противно. – Ага. Но круто. – А что если когда-нибудь вырастят, ну, скажем, полноразмерный мужской член на мыши? Ну, вот и все. На следующий день Эли обедал со мной и Блейком, а не с Адейр. И так каждый день после этого. |