Онлайн книга «Первый великоросс»
— Народец в земле вашей имущь, но отплатить не торопится. Ведь боронит дружина пределы Руси, а на то нужны средства. — Немалые, отче. Жаден наш люд, о спокое не думает, ждет подло, оттого все не так! — поддакнул Остен. — Так вот, ты знаешь, что мне от берега всю вашнюю землю не видать, и бор мой не велик. Меня ругают, корят день ото дня все боле. — Ольга? — И она не рада, но стара уж. Мужи есть вокруг нее. Посмотришь сам — поноровистей будут… От слов Стефана упругая молодецкая походка пожилого Остена забрыляла. — Решено покончить с тем неукладом, в земле твоей утворившимся. — Пора. Смотреть тошно, как чухи жируют за хребтом войска. Сам немало кровушки пролил — был помоложе. — Зачтется, муже. — Ничего не надь. Привычные мы. Пособим отчине, как можем… Подошли к горе. Среди нависавших повалов кондаков, теремов и других строений стояли гостиный двор и торговые склады. — Вот отсюда мы сплавляем товар. Этот товар лежит в окраинах, как сомина на тле. Попадая сюда, тоже не дает барышей: его надо свезти к ромеям иль на Дунай, иль в неметчину. Вот и задача тебе: собрать дань окрест себя. Бери воск, железо, пеньку — что есть для нас ценное… Остен думал: «Вот это громадина добра! Жируют киевляне, тучнеют от земли нашей… Эх пожечь бы их, да посмотреть потом — вот хоть на этого делового сусляного колобка! Ишь, собери — и отдай мне!..» — А ежели платить не станут и пойдут с которой? У нас ведь всяк мечом горазд рубать! Лес зело темен в наших краях… — На то тебе и голова, чтоб думать. Сразу не взять — и не бери: не торопись урвать. Пусть везут к пристаням, торгуют сами, раж в себе рождая. А ты обязательно мой пошлину в пользу князя. Народ сирый, ничейный, но князю, мыслю, давать будут. Лишь людишек надобно подогнать, чтоб товар пошел… Купцам продавайте, как сговоритесь. С купцов нам и так уже корысть есть! Тебе — лишь досмотреть все по правде и мошну сохранить. Я приеду — заберу. Послужишь, муже? — Да… Сложно все как!.. Из гостиного двора выходили толпой мытчики, купцы, досмотрщики, дружинники. Все — по каким-то важным делам. Направлялись мимо них. Стефан объяснял, совсем отчего-то скисшему Остену, что Святослав, отходя от Киева, примется карать степняков за наглость, несмотря на какие-то заключенные договоры между воеводами и печенегами. А тем временем торговые ладьи пойдут под прикрытием одесно движущейся дружины по реке до порогов. Там они сойдутся, минуют препятствие — и к морю. — Эк, Стрибог взъярился на землю и принес бисенка к нам! — встретил какой-то дружинник Остена. — Иди, баламут, отсель. Какой Стрибог, лапотник? — брезгливо заступился Стефан. — Чему ты учишь степняка некошного? — не отставал тот. Остен взялся за меч: — Сам-то кто ты есть? Не смерди, а то располосую вдоль! — Располосую… Горяча степная кровь!.. Что, Стефан, это товарищ новый твой, ты ополоумел? — Отходил беззубый кучерявый мужик Остеновых лет. — Дубина! — отозвался о кучерявом Стефан, когда он ушел. — Не слушай, муже… А что он говорил о степняке? — А! Спрашивали меня ране за кудри черные: кто мать-отец?.. Ноне уж патлы мои не так черны. — Не горюй, знамо дело — за Землю выбелился… А што про степняка? — Помню мать токмо… — Остен не желал этого разговора. — А отца? — Отец — он у всех отец. Что из того? — Да. Уж ты не будь в обиде на меня. Просто из любопытства человечьего еще спрошу. Вы в те поры, я понял, в Киев въехали с матушкой. А откуда? Остена Стефан начал бесить: очень захотелось колобку вспороть брюхо сусляное… Но сдержался и ответил: — С Роси… Что, не Русская земля? Чернявых мало из других мест? — Не ярись. Черные клобуки по всей земле. Дружки вот и зудят на тебя… Остен обогнал Стефана и, оборачиваясь, добавил: — Я — чернявый. Оттого ко мне и с перекором! Из дружины даже ушел! Стефан понял, что Остеном наречен новый знакомец не зазря… А может, такой и послужит, как надо! Ни в дружине, ни в поселке не слыхал о нем ничего худого. Рубака? Так это и надобно. — Плюнь, дело у нас есть, а прошлое ветром стало. — На этого пса я два раза плюнул, и третий плюну. — Ого, ну и сретенье! — Еще один приятель недоверчиво глядел на Остена. — Ого! — скорчил внезапную радость северянин, угадывая продолжение. — По делам? — По ним. — Ну, боле никуда не пойдем! — глядя в черные остервенелые глаза сотоварища, объявил Стефан. — Дале — токмо светлый княже. Возьми белчуг — теперь ты досмотрщик, служивый. — Благодарствую, Стефан… — Назвав по имени побережника, Остен пришел в себя и подумал: «Пес догадливый, на гору не повел — стесняется меня. Тебя бы ко мне в Поречный». — Помни, муже, у тебя теперь колечко, послужи делу верно. — Да, друже, все будет ладно… Первыми покидали отряд Щек и его жена. Провожая, свернули всем отрядом к поселку. Из открытых ворот выскочил гладкошерстный песик и по-молодецки затявкал. Всадники, сознавая, что везут худую весть, проехали мимо запутавшегося в лошадиных ногах брехунка. Был бы другой случай — потешились бы копейками над будущим свирепым псом. Выбежали Ярик и Птарь, высматривали среди комонных братца — от неведенья терялись. — Где ж Малк? — мямлил Птарь. — Тебе говорено — мертвый он… — с остановившимися глазами заключил Ярик. Никто боле не встречал. Сыз со Стрешей смотрели с крыльца. Вбежавший на двор выжля определил нахождение Светояра. Тот под катухом вбивал ногой землю, вывороченную свинками. Осмотрел приезжих, отметил Щека, каких-то молодых баб. Малка — нет… Сжалось сердце. Посмотрел на Остена, Остен на него. Взгляды встретились. У Светояра так забелели серые глаза ненавистью, что Остен порешил завтра же начать свару с этим красивым, сильным, правильным мужчиной. От таких людей ему жизнь не мила. Хорсушка подъехал к Гульне. За ним встал Остен и молча смотрел в мутные глаза женщины. Рыжий извинялся: — Прости, мать, так вышло — не уберегли мальца, попали в кашу… К ней подъезжали огромные кмети и по-детски объясняли: — Шли под нами, как вышло се — не знаем… — Врубились колуном поганые, прям по нам… Из толпы выехал пожилой Усь, внимательно следил за всем. Слез с коняки, не выдержав слишком заметных над собой усилий женщины, показывавшей презрением, что все решилось еще в тот их наезд. Подошел к молчавшей матери, пригнул кудлатую, бородатую голову и поцеловал за мужество в плечо. Гульна не шелохнулась. |