Книга Солдат императора, страница 72 – Клим Жуков

За вельможу меня принять могли вполне.

Вырядился я настоящим щеголем по местным меркам: красный парчовый фальтрок с широкими рукавами до локтя, тёмно-синий вамс, синие же чулки из фламандского сукна, широкомордые башмаки с позолоченными пряжками, обтянутая шелком перевязь, пояс с расшитым кошельком, приличествующая шляпа с фазаньими перьями. «Могучие перси» украшала массивная серебряная цепь, на которой сверкал новенький рейхсталер с конным портретом самого императора. Ну и кольца поверх перчаток, куда же без них.

Словом – бравый рыцарь на отдыхе. Сокрушитель турнирных шлемов и дамских сердец.

Кстати о сердцах. Я поймал долгий, обжигающий взгляд моей соседки слева – спутницы того самого обознавшегося бургундца де ля какого-то.

Аккуратная головка, густые каштановые волосы, обсыпанные крупным жемчугом, вплетенным в наброшенное сетчатое покрывало, высокая грудь, подчеркнутая златотканым лифом на шнуровке… чудная девка! То есть не девка… графиня… О чем не преминул напомнить свистящим шепотом Адам.

– Не осложняй. Это невеста графа де ля Кревкера. Он родственник самого императора, хоть и дальний…

– Адам, – так же шепотом ответил я, – тебе судьбой назначено быть моей переносной совестью.

– Вот, слушай и делай выводы. Если помнишь, во Флоренции совесть тебя предупреждала, да ты не оценил. В результате пришлось улепетывать из города, смазав пятки.

– А совесть не забыла флорентийский переулок и пьяную поножовщину, в которой принимала самое горячее участие? – отшутился я, но ловить взгляды чудной девки, то есть, пардон муа, графини. Эх, жаль Монмартен сейчас в своем шатре напяливал латы, он точно не потерялся бы.

Взревели трубы, прервав течение беседы.

– Его величество Карл V! – звонко прокричал глашатай. – Король Германии, Испании и Неаполя! – и так далее.

– Его величество Франциск I! Король Франции! – ого, никто не ожидал такого гостя…

Все принялись вставать, кланяться и обнажать головы. Фрундсберг тоже встал, но его роскошный берет остался на своем месте, так как Георг имел привилегию не снимать головного убора в венценосном присутствии.

Мне приходилось видеть Карла на параде в 1522 году, но тогда я не разглядел его по понятным причинам. Он был молод и полон сил. Фигура, как принято говорить, воинственная. Его волевое лицо украшала короткая борода, скрывавшая покатый узкий подбородок. Недостаток в нижней челюсти с лихвою компенсировала выпяченная габсбургская губа – следствие неправильного прикуса, которая придавала всему облику непередаваемую надменность, очень подходившую, впрочем, звучному королевскому титулу.

Об руку с Карлом шествовал его царственный пленник. Глаза грустные, выдающийся нос династии Валуа невесело повешен, но вид, не взирая на контекст обстоятельств, гордый и неприступный.

Интересно, подумал я, королевская ложа на расстоянии вытянутой руки от нас, если заметит, узнает он меня или нет? Куда там, хоть и довелось нам схлестнуться, что называется cor-a-cor.

Ничего подобного. Я недооценил зрительную память неудачливого богопомазанного вояки. Усаживаясь на место подле Карла, он скользнул по мне взором, на мгновение замер, резко выпрямился и бросил что-то пажу, который суетился рядом. Паж порысил в нашу сторону, наклонился над моим ухом и шепнул:

– Его величество Франциск Валуа требуют вас в свою ложу.

Куда деваться? Я мысленно оценил свой наряд, не нашел к чему придраться и последовал представать пред очами.

Снял шляпу, церемонно поклонился и замер, ожидая, что скажут владыки мира.

Франциск выдержал паузу, осмотрел мою персону с головы до пят.

Ч-ч-чёрт, устоять перед его копьем на поле боя было куда легче, чем перед его взглядом. Без доспехов я почему-то ощутил себя совершенно голым. Между тем король прервал затянувшуюся паузу:

– Полюбуйтесь, мой дорогой Шарль, – обратился он к своему победителю, – вот тот герой, что не умеет обращаться с конями.

– Я помню рассказ о вашем пленении. Так это он? – отозвался «дорогой Шарль». – По-моему, с конями он обращается вполне умело, только обращение это несколько однобоко, ха-ха-ха, – и Карл изволил весело рассмеяться. Я же стоял и надеялся, что не зальюсь маковым цветом, как красна девица.

– И все же, я бы предпочел, что бы ваш солдат не рубил ноги прекрасного животного. Это как-то… неблагородно. Вы не находите? – вопрос обращался ко мне. Я поборол сведенные челюсти и заставил себя как можно тверже произнести:

– Ваше величество, встав перед выбором между ногами коня и вашими, я выбрал ноги коня. Прошу простить недостойного слугу императора за причиненные неудобства.

– Ха-ха-ха, – Карл веселился вовсю, – клянусь святым Георгием, достойный ответ! Уверен, что мой дорогой Франциск с удовольствием поменялся бы местами с конем! Тем более, что в его латах он бы даже царапины не получил, не так ли?

– Истинно так. Если что-то в Германии умеют делать лучше, чем в милой Франции, так это доспехи. Мастера в Аугсбурге сработали великолепное железо. Я получил от ваших рыцарей много добрых ударов, но латы даже не помялись.

– Лучшего комплемента и желать нельзя. Но думается мне, что Монморанси и его несравненный меч послужили вам в деле при Павии не хуже доспехов, выкованных в Германии. Надеюсь, мы увидим его сегодня. Не будем же задерживать моего верного ландскнехта, да и турнир пора начинать. Всего вам доброго, герр Гульди. Я намерен в благодарность за службу преподнести вам доспех из моей личной мастерской в Иннсбруке, на добрую память.

Что и говорить. Обласкали. Столько чести, и за что? Всего один удар спадона…

Турнир шел своим чередом. Гештех высоких седел сменился рененом ^[71]. Ломались копья, трещали латы, ржали и приседали от могучих ударов кони. Увлекательное зрелище, хотя на мой вкус, несколько однообразное. Первые раз десять очень интересно, а затем, приедается.

Очень поражало взгляд военного человека несуразность турнирных лат по сравнению с полевыми.

Здоровенные сложно изогнутые пластины, что привинчивали к доспехам для усиления, совершенно скрывали благородную линию и соразмерность настоящей боевой брони. Я не говорю о специальных турнирных латах.

Штехцойги да ренцойги, в которых щеголяли некоторые участники, выглядели настоящей насмешкой над самим понятие «доспех».

Но это мое мнение. Здесь не война, законы и требования здесь иные. Тем более, что публике происходящее несомненно нравилось. Удачные удары сопровождались таким ревом, что трибуны, казалось, вот-вот рухнут.