Онлайн книга «Закон маузера»
|
— И не говорите, голубчик, и не говорите. — А чего это вы такое везёте? Книги?! Вике-ентий Никола-аич… Кто ж по нонешнему-то времени книги в дом тащит? Я вот маслица выторговал с полфунта да мучицы малость. А вы — книги! — Книги, голубчик, тоже пища. Духовная. — Ишь ты… Кузьмич, свесившись со своей полки, осведомился: — А не пора ли подкрепиться? Как мыслите? Кхым-кхум… — Можно… — отозвался Кирилл. — А что, есть чем? — Да так, завалялось кое-што… Навернув сальца с ситным хлебом, Авинов ощутил сытость. Тут же накатила и лень с дремотой. Вспомнилась Даша. Любовница, красавица, жена законная. Кирилл вздохнул. Полгода её не видел. Не целовал, не миловал, не касался. Даже письмеца не получал. Агенту, заброшенному в тыл врага, почта полагается, но известного толка — шифровки… Вот только нежность не зашифруешь и морзянкой не передашь. Соскучился он? Не то слово. Весь смысл не в том даже, что с ним рядом нет женщины, а в ином — он вдали от родного ему человека, разлучённый и одинокий. Бывало, так застынешь душой, что мертвеешь, а отогреться не получается — прижаться не к кому. Так чтобы стиснуть руками любимую, тёплую, ласковую, закрыть глаза и просто побыть вместе, чувствуя, как рядом, совсем близко, бьётся второе сердце. И — никак… Когда ж она кончится, заваруха эта? Нет ответа… Запахнув как следует полушубок, Кирилл поворочался, да и уснул под стук колёс, под людской говор. Тамбов проехали на следующий день, а ближе к вечеру снаружи донёсся мощный гудок, больше похожий на рёв хищного зверя. Авинов метнулся к окну, протёр рукавицей прозрачный кругляшок — и обмер. Их пассажирский состав как раз заворачивал, описывая широкую дугу, и закатное солнце эффектно высвечивало догонявший бронепоезд. Длинный блиндированный эшелон с торчащими жерлами орудий крупного калибра… — «Предреввоенсовета»! — охнул Кирилл. — Кузьмич, это Троцкого поезд! — Беда! В это время бронепаровоз требовательно заревел, а в следующую секунду выпалили две морские пушки Канэ. Грохот ударил в окна с дребезгом, и тут же насыпь впереди «мирного» паровоза вздулась, поднялась горбом, выбрасывая дым и комья мёрзлого грунта. Второй снаряд угодил по путям — в стороны полетели шпалы, гравий, а правая рельса, с корнем вырывая колышки, загнулась чудовищной заусеницей. Машинист дёрнул за стоп-кран, так что снопы искр брызнули из-под колёс. — Держись! Вагоны тряхнуло, сбрасывая людей с полок, валя сидящих, а тех, кто стоял, бросая на стенки. — Уходим, Кузьмич! — Ядрёна-зелёна! Ясное дело… Кирилл даже не пытался пробиться к выходу сквозь визжащую, кричащую и стонущую кучу-малу, образовавшуюся в проходе. Разбившиеся или уцелевшие, пассажиры вопили одинаково громко, мечась и создавая опасную сутолоку. В это время личный бронепоезд Троцкого «притормозил», то есть ткнулся своими передними платформами в последний вагон состава «Москва — Борисоглебск». — Т-твою мать! Авинов подтянулся на руках и с размаху ударил ногами, вышибая боковое окно. Подхватив чей-то фанерный чемодан, он быстро очистил проём от торчащих осколков. — Ты чего творишь? — заорал краснолицый хозяин чемодана. Кирилл швырнул ему чемодан в руки. — Это бронепоезд Троцкого! — заорал он. — Хочешь нарваться на его матросню? Давай! Эти живо тебя в расход пустят! Слова его вызвали новую волну паники, люди стали ломиться во все щели, а Авинов под шумок выбрался из вагона. Спрыгнул в снег, проваливаясь по колено, и помог спуститься Исаеву. — Ходу! От бронепоезда уже бежали матросы в чёрных кожаных одеждах — личная гвардия наркомвоена. За железнодорожной насыпью чернел лесок, до него было шагов десять по глубокому снегу. Потом стало получше, наст держал. Пассажиры валили из вагонов прочь, мужицкий мат и бабий вой разносились далеко, перебивая даже пыхтение паровозов. Едва Кирилл скрылся за деревьями, как раздались первые выстрелы. Палили в воздух, доводя панику до крайности. Люди разбегались в разные стороны, волоча свой багаж, теряя с таким трудом нажитое. Ни к селу ни к городу бухнула пушка, фугас поднял посреди зимнего поля столб дыма, снега и земли. — Твою-то мать… — натужно кряхтел Исаев, продираясь через подлесок. — Догнал-таки! Врёшь, не возьмёшь… — Гляди, — тревожно сказал Авинов, показывая на блиндированный поезд, — вроде грузовики спускают. И лыжников! Кузьмич остановился и задумчиво сплюнул. — Эвона как… Грузовики далеко не уйдут — завязнут в снегу. А вот лыжники… Беда! Маленькие фигурки в шинелях и будёновках, с винтовками за плечами шустро двигали лыжными палками, скользя друг за другом цепочками. Сделав два больших шага, Исаев снова замер. — Я што думаю, ваш-сок-родь… Так-то мы далеко не уйдём! Лыжи надобны! — Так где ж их взять? — А вона сами к нам едуть! В лесу лыжники разбежались, начали прочёсывать заросли, крутясь между деревьев. Кузьмич застыл, прижимаясь к стволу здоровенного дуба, потом наклонился, медленно потянул из валенка засапожный нож. Авинов, жавшийся к стволу рядом с ординарцем, выглянул и снова прижался затылком к ребристой коре. Красноармеец был совсем рядом. Курсант-кремлёвец раскраснелся, торя лыжню, его увлекало само движение, сама гонка по лёгкому морозцу. Лыжи так и шуршали, подминая хрупкий наст. Ухватившись поудобнее за нож, Исаев резко повернулся навстречу лыжнику, со всего размаху всаживая тому лезвие под сердце. Курсант словно споткнулся на всём ходу, стал падать, а Кузьмич поспешно ловил его, а то, чего доброго, палку сломает или вовсе лыжу. — Завалил! — выдохнул он, укладывая курсанта под дубом. Стынущая кровь впитывалась, и взрытый снег розовел. Исаев быстренько снял лыжи с мертвяка и встал на них сам. — Кузьмич, — сказал Кирилл с лёгким раздражением, — может, и мне разрешишь повоевать? — За вас, ваше высокоблагородие, уж больно цену высокую дают, — строго проговорил ординарец, — беречь вас надо! А я — старый охотник, бывало что и с тигром справлялся. Щас-то, конечно, полосатого мне не одолеть, но уж краснюк старому чалдону [31] не ровня! Я скоро… |