Книга Украденное лицо, страница 54 – Тара Изабелла Бертон

Они выскальзывают из квартиры.

– Мы как будто секретные агенты, – шепчет Мими, когда Луиза объясняет ей про совет дома, и добавляет: – Припоминаю. Меня отсюда все время тайком выводили.

У входа в бар они делают селфи.

Мими подписывает его: отрываюсь с подружкой.

Два пляшущих друг с другом медведя.

Вообще-то «Брендиз» не очень Луизе по душе. Заведение не элегантное и не заводное. Единственное, что происходит интересного – когда официант наливает Луизе и Мими по бокалу «дежурного» вина, в бутылке немного остается, и он говорит им, что это бесплатно, если они выпьют его прямо из горлышка, и все аплодируют, когда Мими это проделывает.

– Ты по ней скучаешь? – спрашивает Мими. – В смысле… у нее же новые друзья. Трезвые друзья. – Мими смеется. – Успешные и трезвые друзья.

– Все время, – отвечает Луиза.

– Я тоже, – признается Мими. Она отхлебывает вина. – Вот только…

– Что?

– Типа иногда… иногда это, знаешь, похоже на облегчение, я так по ней скучаю. Но, по крайней мере, знаешь, мне не надо, блин, больше тужиться изо всех сил. – Она заказывает еще бокал вина. – Помню, когда мы дружили, я так боялась, что она поймет, что я вроде как пустое место. Что она с таким же успехом вытащит бумажку с моим именем из шляпы. Если бы мы вместе не проходили прослушивание…

– Прослушивание?

– Когда мы познакомились, она была актрисой, – улыбается Мими. – Она ведь тебе об этом не рассказывала. Прежде чем стать писательницей. Она взяла академку в Йеле, чтобы посвятить себя сценической карьере.

В углу пианист напевает «Певчий соловей на Беркли-сквер».

– Кем я была для нее? Толстой неудавшейся актрисой? Каждый раз, когда мы куда-то выбирались, нас ждало приключение, и я думала: вот именно сегодня вечером я окончательно ей надоем. А теперь, похоже, мне уже совсем нечего бояться.

Еще по бокалу. Еще тост.

– На деньги мне было наплевать. С ней я чувствовала себя особенной. До тех пор, пока ей этого хотелось. В смысле… пока играешь в ее игру, так ведь?

– Так, – соглашается Луиза.

– Глупо как-то все. Иногда я по-прежнему чувствую себя такой… нет, без обид. Но иногда мне кажется, что если бы я поступала лучше, была бы лучше, она бы меня у себя оставила. Если бы я играла в ее игру.

Она принимается хихикать.

– Конечно, самое смешное в том, – говорит Мими, – что именно она все и облажала.

– Ты это о чем?

– Нет! – Мими зажимает рот ладошкой. – Не могу.

– А что такое?

– Она меня прибьет.

– Слово даю, – говорит Луиза, – что я никогда ни слова не скажу, ни одной живой душе.

– Просто ужас. – Мими смеется так, словно у нее во рту чирикают колибри. – Господи, неудобно-то как. Даже не могу…

– Да говори же.

Мими глубоко вздыхает.

– Ладно. Значит, так. Ты знаешь, что у Лавинии большой бзик насчет Рекса?

Луиза пару секунд молча глядит на нее.

– Конечно, конечно, знаешь. Но это в смысле раньше. Все вот эти заявления Лавинии: Я никогда не занималась сексом с другим мужчиной.

– Помню.

– Хочу сказать – там есть масса пробелов. Если призадуматься.

– То есть…

– По-моему, вот почему мы ей нравились… Иногда. Может, это несправедливо. В смысле… по-моему, это ужас – такое говорить. Но… иногда мне становилось очень интересно. Если она просто использует нас, знаешь – для ублажения своих потребностей, чтобы ей никогда не приходилось быть такой незаурядной, прекрасной и волшебной особой, которая так любит, что больше ни разу не позволит другому мужчине себя трахнуть.

– А вы с ней…

– Не знаю, – признается Мими. – Не знаю, как это и назвать. Может, это был секс. Для меня – да. Но я… в смысле… я не натуралка с двенадцати лет. Для нее – может, и не секс.

Луизе тошно оттого, что даже теперь она немного ревнует.

– Однако… суть не в этом. В том смысле… не из-за этого она меня выставила. Господи… По-моему, она бы продолжала так до бесконечности. Пока я давала бы ей то, что ей хотелось. Не надо мне тебе это все говорить, Лулу, я такая никчемная подруга. – Она произносит это с каким-то смаком.

– Нет, вовсе нет, – отвечает Луиза.

Она подливает Мими вина.

– Я работала в баре в «Алфавит-сити». И смены у меня были в одно и то же время. А Лавиния… она об этом знала. И однажды вечером я перебрала на мальчишнике, где я хлопала все рюмками, и меня начало жутко тошнить, так что бармен отправил меня домой пораньше. Обещаешь, что ничего ей не расскажешь?

– Вот те крест!

– Я ее застукала, – говорит Мими. – Застукала… их обоих.

– Кого?

– Это просто бомба.

– Говори, кого еще, Мими.

– Хэла Апчерча.

Луиза фыркает, и вино веером брызг вырывается у нее изо рта.

Луиза пытается представить его – потного, с текущей из носа слизью, с дырявым ртом и ухмылкой до ушей – лежащим на Лавинии. И не может.

– Но это не все, – продолжает Мими. – В том смысле… не самое худшее. – Она закрывает лицо руками. – Господи, я худшая в мире подруга.

– Поверь, – говорит Луиза, – это не так.

Мими делает глубокий вдох.

– Он… – Она принимается истерически и надрывно хихикать. – Он… – Она залпом осушает бокал красного вина.

– Он трахал ее в задницу.

Беспомощное хихиканье продолжается, в какой-то момент переходя в рыдания.

Вот этого Луиза не ожидала.

– Я знаю… – Мими едва дышит из-за душащего ее смеха пополам со слезами. – Я знаю… – Она сглатывает слюну. – Похоже, что чисто технически она занималась вагинальным сексом всего с одним мужчиной!

Луиза не в силах сдержаться.

Она тоже принимается хохотать.

– Да мне было совершенно наплевать, – икает Мими, когда они наконец снова начинают нормально дышать. – В смысле… я ревновала, конечно же, ревновала, но я знала, что она все-таки натуралка. Знала… я же не тупая. Он одинокий, она одинокая, то есть – кому какое дело? Мне было плевать, как он ее трахал. Я просто ее любила.

И Мими снова принимается плакать, потом смеяться, а еще икать, и рассказывает ужасную историю, как она открыла дверь, вошла, а потом сделала вид, что не входила, ринулась к себе в комнату и врубила на полную мощность наушники, а потом никогда об этом и словом не обмолвилась. Ни разу не спросила почему, хотя, разумеется, у нее была масса вопросов типа Правда? и Ты его любишь? и Это чтобы позлить Рекса? и Это, наверное, чтобы позлить Рекса, верно? Потом целую неделю Мими вела себя хорошо, просто прекрасно, хоть Лавиния и кричала на нее больше, чем обычно, и заставляла ее ходить с собой на вечеринки чаще, чем обычно, и разозлилась на Мими за то, что та набрала четыре с половиной килограмма и не смогла влезть в королевское платье из тафты, которое Луиза как-то раз надела на «Ромео и Джульетту». От этого Мими снова начинает думать о Беовульфе Мармонте, и поэтому она опять начинает плакать, и все-таки, все-таки, как-то вечером Мими немного перебрала и почувствовала себя слишком свободной, слишком защищенной и слишком любимой, и в упор спросила Лавинию, что же, черт подери, произошло с Хэлом Апчерчем. Лавиния даже глаз не подняла – она на меня даже не поглядела – но все, что было в ней теплого, великодушного и сверкающего, обратилось в пепел, и она велела Мими собрать вещички, выметаться и никогда больше не возвращаться.