
Онлайн книга «Взгляд сквозь пальцы»
– Что беспокоит? – Ничего. – Пусть так. Что же вас привело сюда? – Мне сказали прийти. Я пришел. – Кто вас направил? – Дочь. – Она врач? – Она умерла два года назад. Покончила с собой. А вчера приснилась. Она и раньше снилась, но не так. Раньше приснится – и молчит. Я ее спрашиваю: почему ты это сделала? Молчит, голову опустила и молчит. Даже ее глаз не вижу. Она и записку оставила в одно слово: «Простите». Не подписалась, точку не поставила. «Простите» – и все. Жена за год сгорела. Рак. Куда только я ее не возил, кому только не показывал. Главный онколог сказал: она не борется, не хочет жить. Да она и сама говорила: «Хочу к Поленьке». Хотела спросить, что же с ней случилось, почему она… Почему? Мы на нее надышаться не могли. Умница, красавица, отличница. Уже потом, когда все случилось, я столько книг об этом перечитал. Все хотел понять, почему? Пишут: от того, что считают себя уродинами, парень бросил или вообще нет парня, что учеба не идет, сверстники заклевали, родители пилят, бедность заела… У нее все было хорошо! Он почти выкрикнул эту фразу, впервые встретившись со мной взглядом. Показалось, что меня ткнули добела раскаленным железным прутом. Взгляд вдавил меня в жесткую спинку стула, и я вдруг узнала эти серо-голубые глаза. Даже рисунок радужки похож. «Он сильный. Он военный, полковник». Не позавидуешь его противникам. Наверняка повоевал… может быть, контужен, и не раз… заводится с полуоборота… ПТСР, конечно, «сердце солдата». И реактивная депрессия – тяжелая, затянувшаяся. Что бы он ни говорил, он будет говорить одно и то же, сказанное четыреста лет назад: «Корделия мертва! Коню, собаке, крысе можно жить, но не тебе! Корделия!» Присоединяйся и перехватывай рычаги управления, пока он тебя не прибил. Ведь ты пока жива, а он не может вынести, что живы все, кроме нее, Полины. Дыши в такт. Зеркаль. Слушай. Лови все, пока он выговорится. Включай уважение и приятие… Доверие исходит от тебя, отражается и возвращается к тебе. Вот его лицо чуть ожило, ослаб зажим челюстей и губ. – …ведь все было как всегда! Ну замкнулась в себе, с нами почти не общалась – думали: ладно, переходный возраст, влюбилась, все через это проходят. Таня… жена… пробовала ее разговорить – так и не получилось. Решили оставить в покое, сами такие были в свое время. Потом стала в ванной запираться. Моется, моется, по часу и больше. Потом руки у нее какой-то сыпью покрылись, расчесывала их до крови. Таня ее сюда к дерматологу водила. Мази всякие, болтушки – стало лучше, но ненамного. Переживали, что не проходит, но дерматолог говорила, что у них подолгу лечатся. Но не с крыши же из-за этого бросаться! Она одна у нас, других не нажили… Я все по командировкам, страшно было еще рожать: одного ребенка матери на ноги поставить тяжело, но можно, а двоих – сами знаете. Я так сына хотел, а когда третьего оттуда привез хоронить, решил: не надо. Насмотрелись с Таней, как офицерские вдовы сирот поднимают. А у меня никого не было, кроме них. Служба и они – и все. Мои женщины! Полина так на Таню походила, только глаза мои, у Тани карие… были. Вот сейчас на пенсии, комиссовали по ранению. Квартиру получили, обжили – жить бы да жить. А жить некому. И зачем? Вот вы скажите – зачем? Пора. – Я скажу, только сначала вы ответьте на вопрос, хорошо? Веки приопустились – в его системе знаков это «да». – Вы воевали? – Да. – Друзей теряли? – Да. – Вы их помните? – Да. – Пока вы их помните, они живы. Вы их последняя возможность жить. Ведь вы с ними разговариваете? – Откуда вы знаете? – Просто я со своими разговариваю. – И вы тоже? – И я. – Кто у вас? – Родители и бабушка. – И они вам отвечают? – Конечно. – А я думал, что я сумасшедший. Но вы с ними тоже разговариваете, и вы психиатр – наверное, не сумасшедшая… – Не вы первый, не вы последний и не я. Был человек, который все это описал, но и он, конечно, первым не был. – Кто это? – Франкл. Виктор Франкл. – И что он написал? – Вы можете прочесть сами. В хорошей книге каждый найдет свое. Она называется «Сказать жизни „Да“». Веки приопустились – информация принята. Ох, непростой полковник, не в пехоте он воевал… Разведка, ФСБ? Не мое дело, да и какая разница. – Книгу я найду. А к вам я могу прийти еще? – Пожалуйста. Расписание на двери. – Я знаю. Сначала во сне видел, а потом наяву. Так бывает? – У вас же так и получилось. – Мне приснился этот коридор. Будто иду по нему и вижу впереди Полинку. Иду за ней и себя не помню от счастья: жива, все просто приснилось, сейчас зайдем к дерматологу и домой, к Тане. Иду все быстрее, быстрее, а догнать ее не могу – она исчезает, а я утыкаюсь в вашу дверь. Проснулся – вся подушка мокрая… Подумал, что это не просто так, – и пришел. К вам надо записываться? – Нет. – Я приду. – Приходите, когда сможете. – Разрешите идти? Вот те раз. Он меня что – за генерала принимает? – Да, конечно. До свидания. Я успела привыкнуть к тому, что меньше и меньше нуждаюсь в сне, но по привычке укладывалась в кровать. Это единственное время, когда можно побыть одной, лицом к лицу встретиться со страхами, обдумать, что делать дальше. И попробовать смириться с мыслью, что мне, скорее всего, предстоит жизнь лисы-оборотня. Подумаешь, всего через пятьдесят лет смогу обрести человеческий облик… Если доживу. Если до того времени не сдохну с голоду, не попадусь охотнику или собачьей стае. Пусть даже так, но удастся ли мне сохранить свое «я»? В любом случае Генка и девчонки проживут бо́льшую часть жизни без меня. Как быстро они меня забудут? Лучше, чтобы это случилось как можно скорее. Но я еще поборюсь за то, чтобы остаться собой, и буду бороться до последней минуты – как тогда, в море у Русалкина камня… «Исполнись решимости и действуй» – это выбор благородных. В конце концов, ничего необычного не происходит. Я всего-навсего узнала дату своей смерти. С чем еще можно сравнить то, что мне предстоит? Воин прежде всего постоянно помнит, что он должен умереть, лишь тогда он сможет насладиться долгой жизнью. Так сказано в книге «Хагакурэ». А разве я сейчас не на войне? Только нет ни фронта, ни тыла, ни резервов. Я сама себе оружие, полководец и солдат. И не с кем об этом поговорить, кроме моего противника. – Ты пытаешься поддержать меня, Хино-сан? Подбрасываешь мне цитаты из книги, которой я никогда не читала? Спасибо и на этом. Мы с тобой сцепились, как боксеры в клинче, а кто-то, сухо веселясь, наблюдает за схваткой. Зрителю все равно, кто победит, – ведь ему „только б вечность проводить“, как писал поэт, которого ты наверняка не знаешь. Сейчас он против меня, но и не за тебя, Изуми! Зрителю все равно, что с нами будет. Он развлекается. Блокирует мои ходы, ставит мне ловушки, втягивая в чужие беды и проблемы, отвлекая от того, что происходит со мной, – а песок сыплется в песочных часах, и его все меньше и меньше. |