Онлайн книга «Vita Nostra»
— Я заметила. — Ну, — неуверенно протянула Оксана. — Сколько старушке-то было? Семьдесят шесть? Все-таки возраст… Под Сашкиным взглядом Оксана замолчала, сделав вид, будто ее очень интересует содержимое кастрюльки на плите. Кажется, из всего института только Оксана умела готовить и время от времени баловала себя — и соседей — каким-нибудь особенным домашним рагу или варениками с капустой. Сашка вышла из кухни. Спустилась на первый этаж и постучала в дверь седьмой комнаты. Ответил голос Захара: — Входи! Сашка вошла. В комнате стоял неописуемый бардак. Одежда, от белья до зимних курток, грудами лежала на стульях и на полу. Столы покрыты были слоем учебников, глянцевых журналов с голыми девушками, скомканных листов бумаги, носков и грязных пластиковых тарелок. Стоял тяжелый дух застоявшегося табачного дыма, куда более густой, чем в Сашкиной спальне. Захар сидел за книгой. Леня, третий обитатель комнаты, стоял в углу, подняв руки, и смотрел в одну точку. Не мигал. Раньше, еще в сентябре, такая картина напугала бы Сашку до медвежьей болезни. Теперь она догадывалась, что Леня, скорее всего, просто делает серию мысленных упражнений. Костя лежал на своей кровати лицом к стене. — Э, — сказал Захар, поймав Сашкин взгляд. — Я ему говорю — учи, дурак, хуже будет. А он все, спекся. У нас на курсе тоже был один… сломался на первой сессии. — Отчислили? — глухо спросила Сашка. Захар мрачно усмехнулся: — Отчислили… Совсем отчислили, вообще. Он башкой тронулся, да и… А ты чего пришла? Сашка перевела взгляд на Костю. — Захар, как ты взял очки у Портнова? — Подошел и попросил. — И он согласился? — Конечно. Он сказал, это будет прикольно. — Так и сказал? — Ну… приблизительно. А что? — Ничего… Что с нами будет? Захар пощелкал выключателем настольной лампы: — Мы с тобой закончим. Ленька тоже. Этот… ну не знаю. — Что с нами будет, когда мы закончим институт? Захар помолчал. — Мы изменимся. Все изменится. Зрение, слух, весь организм перестроится. Это до третьего курса. Потом… в зимнюю сессию будет очень важный экзамен, переводной. И тогда… — Что? — Не знаю. Думаешь, на втором курсе нам все рассказывают? Но мне кажется, что мы вообще перестанем быть людьми. — А кем мы станем? Роботами? — Кажется, все по-разному. На третьем курсе, после экзамена, начинается специализация. По-моему, так. — А зачем это все? Для чего это надо? Кому? Леня не моргал. Происходящее в комнате его не занимало. Захар тер кончик носа и смущенно улыбался, будто ему было неловко за Сашку и ее вопросы. — А преподаватели — они люди? — она не сдавалась. — Физрук — точно человек… — Я не про физрука! Ты знаешь, про кого я! Захар облизнул губы: — Я точно так же все знаю, как и ты… У тебя волосы какого цвета? — Черные, — сказала Сашка удивленно. — Ну, темно-каштановые… А… — Да мне все кажется, что фиолетовые, — Захар утомленно прикрыл глаза. — У всех желтые, а у тебя фиолетовые. Такие цветовые пятна… Портнов говорит, это нормально, пройдет. Сашка снова посмотрела на Костю. Он не спал. Сашка понимала, что он притворяется. — Ты на каникулах поосторожнее, — сказал Захар. — У нас на курсе одна девка после зимней сессии приехала домой, погуляла, ну, свобода ей в голову ударила, она и сказала родителям: попала, мол, в тоталитарную секту, меня травят психоделиками, я схожу с ума, спасайте. А родители у нее крутые, положили ее в крутую клинику и давай лечить… — И что? — Когда Фарит ее привез через неделю, она была уже круглая сирота. Семестр проучилась, на летней сессии срезалась и спятила уже по-настоящему. Где-то в психушке сейчас. — Врешь! Захар прикрыл глаза: — Слушай, я специальность-то сдал, но у меня по английскому экзамен. Ты что-то хотела Косте сказать? Сашка перевела дыхание. Взяла со стола кружку с недопитым чаем и выплеснула лежащему на голову. Костя вскочил. Конечно, он не спал; уставился на Сашку, как на палача: — Ну чего тебе?! Ну чего? Дай сдохнуть спокойно! Дайте мне все спокойно сдохнуть! — Возьми себя в руки, — сказала Сашка. И с удивлением услышала в своем голосе интонации Портнова. * * * До повторного Костиного зачета оставалось три дня. — Ты должен это сделать. Все остальное — потом. — Я не могу. Я… — Заткнись! Ты грязь, а не мужчина, ты слизь, баба, импотент! Ты не умеешь держать удар! Он только ниже опустил плечи. — Послушай, — сказала Сашка. — Если мы все это выучим… Если пройдем до конца этот курс… То, наверное, станем такими, как они. И сможем говорить с ними на равных. Тогда мы отомстим твоему отцу. Я тебе обещаю. Костя медленно поднял глаза. Впервые Сашка заметила в них что-то, кроме горя и обреченности. — А если они нас раздавят, мы ведь не сможем отомстить. Мы слабые — сейчас. Но мы будем другими. Мы найдем, как с ними посчитаться. — У меня не выйдет, — сказал Костя. — За три дня — десять упражнений — нереально. — Реально. Я делала и по двадцать. — Что?! — Книжку бери! Читай упражнение вслух! Часы шли за часами. Сашке все чаще хотелось его ударить. Стегануть, чтобы собрался. Чтобы сосредоточился и сделал то, что готово больше чем наполовину. Она не могла видеть, что творится у него в воображении, но по взгляду, по дыханию научилась отличать удачи от киксов и сбоев. Когда он сбился в конце длинной серии из пяти сложных упражнений, она не выдержала и ударила его по щеке. Он отшатнулся, схватился за лицо: — Ты что?! — Соберись! — прокричала Сашка в его красные затравленные глаза. — Соберись и сделай все сначала, или еще не так получишь! Она с опозданием почувствовала, как горит ладонь. Удивилась сама себе: ей в жизни не случалось никого бить. Даже в шутку. А теперь она готова была схватить веник на длинной ручке, оказавшийся в углу, и бить этой палкой всерьез — избивать, причинять боль. Под вечер он захотел спать, но Сашка не пустила. И сидела с ним всю ночь, а на рассвете, уже часов в девять, он вдруг почувствовал сам — и понял, как эти упражнения делаются. |