Онлайн книга «Ведьмин век»
— Из всех предложенных тебе книжек ты выбрала самую нудную. Ты так любишь длинные красивые фразы? Инквизитор шел через приемную, как-то непривычно шел, и через секунду Ивга поняла, почему. Берег левую руку. Осторожничал; даже светлый легкомысленный пиджак не мог скрыть некоторой скованности в его походке. А ведь, помнится, утром он был в куртке. В элегантной летней куртке, Ивга хорошо запомнила, ее ведь тыкали в эту куртку лицом… Испортили одежду. Наверное, там дырка. A уж пятно крови осталось точно, и попробуй теперь вычистить… — Миран, — инквизитор обернулся к референту. — Позвоните в гараж, если мою машину починили — пусть пригонят прямо домой… Ивга, мы выйдем через черный ход. К чему нам эти сенсации… Они вышли из какой-до совершенно посторонней двери в стороне от Дворца Инквизиции; у главного входа стояли, оказывается, какие-то люди. Ивга вздрогнула — ей показалось, что в воздухе пахнет паленым. Нет, померещилось… Это она пропахла дымом. Ну и вид у нее сейчас, ну и вид… Ну и запах… Наверное, было часов одиннадцать. Желтые прожектора эффектно подсвечивали острую крышу Дворца Инквизиции; у Ивги закружилась голова, на какой-то момент и ночь, и подсвеченный шпиль перестали существовать, только круги, цветные круги и далекая болтовня, шелест тапочек по паркету… Потом она обнаружила, что стоит, вцепившись в левую руку инквизитора. И рука эта сильно напряжена. — Ой… Она разжала пальцы, шагнула в сторону, не зная, как загладить оплошность: — Я… Какая я идиотка. Простите. Неслышно подкатила служебная машина. Распахнулась дверца. — Простите, я… Простите. Я сама не знаю… больно? — Больно, — сообщил инквизитор после паузы. — Но — смотря с чем сравнивать… Садись. Водитель удивленно покосился на нее — или показалось?! Ночной город. Карусель огней; она зажмурилась, переживая новый приступ головокружения. Что это с ней? И где книга, неужели она оставила ее на диване в приемной, как глупо… «Мы знаем, что зачать ведьму может любая женщина; существует также миф, что такие зачатия совершаются во время шабашей. Что шабаш для того и призван, чтобы насаждать в пока еще пустых чревах будущую ведьминскую поросль…» Ивга прерывисто вздохнула. — Паршиво? — спросил инквизитор, не поворачивая головы. Она, тоже не глядя, кивнула. — По законам жанра ты должна бы несколько часов валяться без сознания… Во всяком случае, те наши подруги, что перевели оперный театр в разряд погорелых, валяются до сих пор… Ивга сглотнула. Ей было неприятно вспоминать. Во дворе дома на площади Победного Штурма старушка прогуливала свою собачку; в квартире на втором этаже заканчивала работу веселая домработница, и взгляд, брошенный ею на Ивгу, не оставлял простора для толкований. Улучив минутку, Ивга привстала на цыпочки и просительно заглянула инквизитору в глаза: — Скажите ей… А то она переживает, бедная, что у вас такая оборванная и некрасивая любовница. Она не понимает, как это вас угораздило… Некоторое время инквизитор оценивающе смотрел ей в глаза. Потом приподнял уголки губ: — А тебе что, стыдно? Если тебя считают моей любовницей? Ивга вздохнула: — Вам по рангу положены ухоженные женщины. Разве нет?.. (Дюнка. Апрель) Старый лум говорил с женщиной. Издали Клав обознался, приняв ее за Дюнкину мать, и успел трижды покрыться потом, прежде чем понял свою ошибку. Дюнкина мать была моложе и жестче — а эта женщина казалась усталой и оплывшей, как догоревшая свечка. Лум говорил и говорил; женщина медленно отвечала, еле заметно кивала тяжелой головой, и покатые плечи ее, кажется, чуть-чуть расправлялись — хотя, конечно, Клав мог и ошибиться. Потом женщина слабо пожала руку старика, тяжело поднялась со скамейки и двинулась прочь, почти касаясь земли дорожной сумкой в опущенной руке. Некоторое время лум глядел ей вслед, потом обернулся; рядом неподвижно стоял угрюмый, напряженно молчащий парень. Минуты три оба следили за крупной белкой, выписывающей спирали вокруг темного дубового ствола. — Я нуждаюсь в утешении, — сказал парень глухо. Лум пожал плечами: — Я здесь для того, чтобы утешать… Но тебе я вряд ли смогу помочь… Клавдий. — А вы попытайтесь, — тихо попросил парень. — Собственно, к кому мне еще идти?.. Лум помолчал, откинувшись на спинку скамейки. Проводил белку взглядом, вздохнул: — Я… предупреждал тебя. Ты не послушал. — Не послушал, — согласился Клав. — Не мог послушать… Повторилось бы все… — его передернуло, — повторилось бы — не послушал бы снова. — Жаль, — глухо проронил старик. — Ты сильнее многих… и ты непростительно слаб. Клав ожесточенно вскинулся: — В чем моя вина? В том, что любил… люблю ее?.. Лум поднял глаза, и, холодея под его взглядом, Клав осознал свою ошибку. Если старик хоть тоненькой ниточкой связан со службой «Чугайстер»… Его собеседник был достаточно проницателен; некоторое время старик и юноша неотрывно смотрели друг на друга. — Я всего лишь лум, — медленно произнес старик. — Я делаю, что умею… И ничего больше. Не приписывай мне… лишнего. Я всего лишь лум. Клав перевел дыхание: — Вы говорили… Что я делаю запрещенное. Что я тревожу и держу, что я наделен… достаточными возможностями, чтобы… и… Вопрос так и не осмелился слететь с его губ. — Я ничего не знаю точно, — сообщил старик, глядя вперед и вдаль, туда, где среди зеленеющих ветвей вились полчища мелких птиц. — Возможно, ты ее привел… Может быть, нет. Никто не знает. — Зачем они приходят? — спросил Клав шепотом. — Они… ради нас? Они… это именно они или нет?.. Облачив в слова свои неясные стыдные страхи, он ощутил наконец облегчение. Все-таки сумел. Главный вопрос задан… Старик вздохнул: — Я не могу сказать тебе больше, чем знаю… Даже всего, что знаю, я не могу сказать. Это слишком… личное… — Они хотят нашей смерти? — быстро спросил Клав. — Это может быть правдой? Чугайстры говорят… Он осекся. Не ко времени сказанное слово; не поминать бы. — Возможно, — отозвался старик, с трудом отрывая взгляд от птичьих игрищ. — Это слишком… индивидуально… Но я не хотел бы, чтобы ты сюда приходил. Это, наверное, жестоко, но ты выбрал сам; не приходи на кладбище. Или я вызову… их. Хоть я тоже их не люблю… — Но ведь только вы можете… помочь… подсказать… — Клав говорил затем только, чтоб не молчать. Он уже понимал, насколько слова бессмысленны. |