Книга Здесь покоится Дэниел Тейт, страница 66 – Кристин Террилл

– А тебе… не кажется, что это немного эгоистично? – спросил я. Я понимал, что глупо его восстанавливать против себя, когда у него в руках моя жизнь, но мне было уже все равно.

Он повернул голову и уставился на меня.

– Конечно, это твоя жизнь, делай что хочешь, – продолжал я, – но я не понимаю, зачем специально делать больно своим родным.

– Не думаю, что ты вправе на голубом глазу предъявлять мне претензии за то, что я делаю больно своим родным. И вообще, какое твое собачье дело?

– Я за них переживаю. – На короткий миг перед глазами встала мать – какой она была в последний раз, когда я видел ее, с прижатой к уху телефонной трубкой, с сухими глазами и каменным лицом. – Ты понятия не имеешь, как тебе повезло с семьей.

Николас рассмеялся, и его пальцы так и впились в руль.

– Это мне-то повезло с семьей? Если мы с тобой правы, кто-то из них убил моего брата. Маленького мальчика – да, он был занозой в заднице, но все равно он был еще маленький. А другие врут, чтобы выгородить убийцу, и их не волнует, какую боль они причиняют остальным. Каково будет моему отцу, когда он узнает правду? А Миа? Им же придется потерять Дэнни во второй раз. Эта семья отравляет все вокруг себя, я просто пытаюсь спастись, пока еще не поздно.

– Но ты же еще не знал про это, когда решил уехать тайком от них.

– Мне и так хватило. Они еще много чего натворили.

– Но они любят тебя, – сказал я.

– Этого мало. – Он озадаченно посмотрел на меня. – И откуда ты такой? Неужели ты думаешь, что какой-то врожденный инстинкт, какая-то биологически обусловленная «любовь» может оправдать то, что они сделали?

– Биология – это еще не все. – Что-то внутри у меня надломилось и хрустнуло, будто айсберг откололся от ледника. – Может, тебе это странно, но не все любят своих родных.

Он помолчал с минуту. Потом спросил:

– Твои тебя не любили?

– У меня только мать, – сказал я. – Нет.

– Я, в общем-то, догадывался, – сказал он. – Иначе бы ты не оказался здесь, так?

Я вспомнил, как в первый раз убежал из дома, как меня отправили в приют до тех пор, пока не найдут моих родных. Взрослые там кормили меня, гладили по плечу и говорили ласковыми голосами. Один из ребят научил меня играть в карты, а другой одолжил запасные носки, когда у меня озябли ноги. Когда мать наконец приехала меня забирать, я орал до хрипоты и так двинул кулаком в стену, что сломал два пальца. В тот день я понял: нельзя никому называть свое имя, тогда им некуда будет звонить, и меня не заберут.

– Пожалуй, – сказал я.

– Очень плохо было? – спросил он.

Я поерзал на сиденье. Непривычно было говорить о себе.

– Плохо.

Николас склонил голову набок.

– Кажется, в первый раз я до конца верю твоим словам, – сказал он.

* * *

Вечером, за ужином, снова заказанным на дом из вьетнамского ресторана, Лекс спросила нас, как дела в школе.

Николас пожал плечами:

– Нормально.

– Дэнни?

– Да, – сказал я, – все в порядке.

– Значит, ничего не случилось?

Николас вздохнул и отложил палочки.

– Тебе звонили.

– Звонили, – подтвердила она. – И где вас черти носили?

– Да так, нигде, – сказал Николас. – Просто не было настроения идти в школу. Засадишь нас под домашний арест, мамочка?

– Просто не срывайтесь больше так, никому не сказав, понятно? Я волновалась.

– Ну, с нами же ничего не случилось, – сказал Николас.

– А почему мне нельзя прогулять школу, когда нет настроения? – спросила Миа. Краем уха я уловил звук открывающейся входной двери.

– Что ты на это скажешь? – спросила Лекс Николаса.

– Это потому, Мими, что в твоей школе еще есть хоть что-то, кроме бессмысленного мучительства и сизифова труда.

– Привет, – сказал Патрик, входя в столовую.

– Привет, – отозвалась Лекс, не скрывая удивления. Был понедельник. Патрик никогда не приезжал по понедельникам.

– Лекси, можно тебя на секунду? – Голос у Патрика был странный. Слишком уж небрежный.

– Да, конечно, сейчас только…

– А что такое «сизифов труд»? – спросила Миа.

– Старшая школа. Ешь давай. – Николас обернулся к Патрику. – Что случилось?

– Ничего, – сказал Патрик. У Николаса зазвонил телефон.

– А мне обязательно это есть? – спросила Миа у Лекс. – Я хочу хлопьев.

– Эй, я потом перезвоню, хорошо? – сказал Николас в телефон.

– Попробуй три ложечки, – сказала Лекс.

– Лекси, – сказал Патрик, – мне правда очень нужно…

– Что? – сказал Николас. Его голос прозвучал так резко, что перекрыл общий гвалт, и мы все обернулись к нему. Он отодвинул стул и выскочил из комнаты, держа телефон у уха. Лекс побежала за ним, хоть Патрик и пытался удержать ее за руку. Миа побежала за Лекс, я за ней, а Патрик за нами.

Николаса мы нашли в игровой. Он уже включил телевизор и переключал каналы, пока не нашел местную программу новостей.

– Я тебе перезвоню, – сказал он в телефон и повесил трубку.

Репортер на экране стоял возле Лос-Анджелесского отделения ФБР – это здание я узнал бы из тысячи. Внизу висел баннер: «Новая улика в деле пропавшего мальчика».

– …Рассказали, что туристы нашли необычный велосипед, изготовленный по специальному заказу, еще три месяца назад, но тогда ФБР решило не обнародовать эту информацию. – На экране вместо лица репортера появилось фото красного горного велосипеда с широкими колесами и золотыми узорами на раме. – Это второе важное событие за последние недели в ходе шестилетнего расследования происшествия с десятилетним Дэниелом Тейтом, пропавшим из роскошного пригорода Хидден-Хиллз, когда он ехал на велосипеде к другу. Недавняя статья в «Los Angeles Magazine» вновь пробудила интерес публики к этому делу, а менее чем через месяц Тейт был обнаружен живым в Ванкувере, в Канаде. ФБР надеется, что находка велосипеда Тейта станет долгожданным ключом, который поможет выйти на его похитителей.

– Боже, – прошептал Николас.

Я оглянулся на Лекс. Она смотрела на Патрика. Удивления на их лицах было не заметно.

Так вот зачем они притащили меня сюда.

Я резко обернулся – слева раздался звон стекла. Джессика стояла в дверях, у ее ног валялись осколки разбитого бокала, и она неотрывно глядела на велосипед на экране.

* * *

Джессика опустилась на пол, прямо на осколки, и тут же затряслась в рыданиях, и Миа тоже расплакалась, увидев, как расстроена мама. Лекс обняла Миа и прижала к себе, а мы с Патриком помогли Джессике встать. Она хватала ртом воздух, несколько осколков стекла вонзились ей под кожу, и из порезов сочилась кровь. Мы с двух сторон обняли ее за плечи и помогли подняться наверх, в свою комнату.