Книга За морем, страница 42 – Беатрис Уильямс

Как же часто доводилось мне слышать эту музыку! Я чувствовала в ней старого верного друга, которого мы с Джулианом оба знали всю жизнь, даже не осознавая этой разделенной связи. Она и не воспринималась просто как музыка — она растревоживала самое глубинное, самое интимное пространство между нами и звучала скорее вопрошающе, требующе. Как будто этой мелодией он нежно взывал ко мне, чтобы просить о чем-то чрезвычайно важном, чтобы выразить то, что невозможно выразить словами.

И мне страстно хотелось ответить Джулиану, крикнуть восторженное «Да! Да!» — однако вместо этого я зачарованно разглядывала его, наблюдая каждую черточку его напряженного лица, глубоко сосредоточенного на воспроизводимой мелодии, на ее тончайших переливах и ярких чувственных всплесках. Глаза его неотрывно следили за кистями, легко скользящими по клавиатуре.

Джулиан определенно любил это произведение, это было более чем очевидно. В отдельных местах ноктюрна, которые я бы назвала моментами обуздываемой страсти, его веки медленно опускались, словно сдерживая невероятный накал эмоций.

«Он очень чувственный, — мелькнуло у меня в голове. — Неимоверно чувственный мужчина». И то, как он целовал меня, как трепетно меня касался, и то, как его пальцы сейчас пробегались по клавишам рояля, извлекая из них эту пылкую, трогающую за живое музыку, — все говорило о беспредельной страстности его натуры.

«Если мы это совершим… — звучал во мне его голос. — Когда мы это совершим…»

Джулиан завершил ноктюрн тихим, замирающим в воздухе, финальным аккордом. На долгое мгновение в комнате вновь воцарилась абсолютная тишина. Наконец он взглянул на меня со слабой, как будто извиняющейся улыбкой, вопросительно поднял бровь.

— Это было потрясающе, — еле выговорила я. — Я так тебе благодарна! Я… Господи, я даже не знаю, что сказать. Сыграй что-нибудь еще.

Он забавно скосил глаза.

— Сразу ясно, что ты не слишком разбираешься в музыке, — усмехнулся он, — за что я неописуемо благодарен небесам.

Он чуть помедлил и заиграл другое произведение, энергичное и крайне беспокойное.

— Что это? — спросила я, не отрывая глаз от его лица.

— Бетховен, — отозвался Джулиан. — «Апассионата», первая часть.

Я послушала еще чуть-чуть, пока не очертилась знакомая мне мелодическая линия.

— Ах да, точно, я это слышала, — пробормотала я.

— Не сомневаюсь.

— А когда ты научился играть?

— Нескончаемые уроки в детстве. Матушка обычно просила играть ей по вечерам, когда я возвращался домой на каникулы. — Он помолчал. — И сейчас довольно много упражняюсь. По ночам, когда не спится. — Джулиан умолк, пробираясь сквозь сложный пассаж, потом спросил: — А как ты познакомилась с Шопеном?

— Что? — Вокруг нас разливалась бурлящая мелодия, и я не сразу уяснила вопрос. — А папа частенько включал мне ее на стереопроигрывателе. Говорил, это бальзам для души.

Джулиан с улыбкой посмотрел на меня и вновь приковал взгляд к клавиатуре.

— Кажется, мне уже нравится твой отец.

— На самом деле папа как папа.

— Не скажи. Ведь он вырастил тебя… Мне так кажется, — продолжил он после недолгой паузы, — ты росла с таким ощущением, будто твое окружение немного тебе чуждо. Что ты не совсем такая, как все твои знакомые. Я прав?

Я поерзала на диване.

— Каждый в какой-то момент это ощущает. Это всего лишь проявление человеческого тщеславия — считать себя в чем-то исключительным.

— А теперь у тебя есть такое ощущение?

— Ну, порой у меня возникают проблемы взаимоотношений. И не потому, что я считаю себя лучше других. Скорее наоборот. Просто я, пожалуй, недостаточно хладнокровна для Манхэттена.

Джулиан понимающе качнул головой:

— Как роза среди одуванчиков.

— Да уж едва ли.

Он не ответил — лишь, улыбнувшись, продолжил играть сонату, напористо сосредоточившись на ее замысловатой ударной концовке и закрыв глаза, покуда иссякали, уходили в ничто ее последние звуки.

— Ох, это просто высший пилотаж, — восхищенно вздохнула я, и Джулиан, взглянув на меня, лукаво подмигнул.

Ничего больше не спрашивая, он глотнул вина и принялся за следующее произведение, играя так самозабвенно, будто меня и вовсе не было в комнате…

Должно быть, в какой-то момент я задремала, поскольку, открыв глаза, обнаружила, что Джулиан, сидя передо мной на пятках, вынимает из моей руки полупустой бокал.

— Ты уже засыпаешь, — ласково сказал он и, протянув руку, убрал мне за ухо прядь волос. — Давай-ка отвезу тебя домой.

До моего дома мы шли не торопясь, рука в руке, не говоря ни слова. Сегодня между нами было столько сказано, и наши головы так напряженно трудились над усвоением всего услышанного, что думать о чем-то еще были уже не в состоянии. И лишь когда впереди показался темно-зеленый козырек над входом в вестибюль, я нарушила молчание:

— Итак, тебя ждать утром перед входом?

— Если честно, сперва мне надо слетать в Бостон, — немного суховато ответил он.

— О нет, только не в Бостон! Тогда, похоже, нам точно надо попрощаться.

Я остановилась в полумраке, чуточку не дойдя до падавшего из вестибюля пятна света, развернулась к Джулиану.

Качнувшись вперед, он обхватил меня ладонью за макушку и крепко поцеловал.

— Мы не прощаемся, — с чувством сказал он.

— Да уж не обессудь. Ты от души меня сегодня запугал.

— Извини… — Джулиан закрыл глаза, приникнув лбом к моему лбу. — Прости меня, любимая. Я искуплю свой промах.

— Только, надеюсь, не еще одним пакетом в авиакомпании, — пошутила я. — На сей раз хватит и цветов.

— Нет, у меня уже припасено кое-что для тебя… — Он потянулся в карман пиджака и вручил мне небольшой сложенный конверт.

— Что на сей раз? — с опаской спросила я, крутя его в руках.

— Ты только не заводись, как говорят у вас, американцев, — предупредил он. — Я вовсе не хочу тебя этим отпугнуть.

Я внимательно посмотрела на него из-под ресниц, потом открыла конверт и обнаружила связку ключей и крохотный листок бумаги.

— Это от дома, — пояснил Джулиан.

— Погоди…

— На всякий случай, — поспешил добавить он. — Если я у себя в офисе или меня нет в городе, а тебе вдруг что-то понадобится.

— Ох…

— Вот этот — от кноба, два других — от врезных замков. Код сигнализации — на листочке. И разумеется, чтобы прийти, не надо спрашивать у меня разрешения. Если хочешь, можешь взять себе что-нибудь почитать.

— Ох, Джулиан… — Я наконец отважилась посмотреть ему в лицо. Его широко распахнутые глаза взволнованно блестели, глядя на меня с трепетным ожиданием. — Джулиан, спасибо, я очень тронута. В смысле, ты можешь мне доверять. Я не стану, как бы это сказать… вторгаться в твою частную жизнь. Обещаю.