Онлайн книга «Аркадий и Борис Стругацкие. Собрание сочинений. Том 1. 1955-1959»
|
– Серп Венеры виден простым глазом. А небо… Какая величественная красота! «Открылась бездна, звезд полна! Звездам числа нет, бездне – дна!» – продекламировал Юрковский. – Можно подумать, Михайла Ломоносов побывал в пространстве… Вокруг Солнца – корона, как жемчужное облако! Ну скажите же мне, почему я не поэт? – Юрковский встал в позу и начал: – «Бездна черная…» – «Бездна жгучая», – серьезно добавил Богдан Спицын, забежавший с вахты глотнуть кофе. Юрковский поглядел на него с отсутствующим выражением и начал снова: Бездна черная крылья раскинула, Звезды – капли сверкающих слез… …Э-э-э… как там будет дальше? – Отринула, – предложил Богдан. – Молчи, презренный… – Ну, накинула… – Подожди… минутку… Бездны черные, бездны чужие, Звезды – капли сверкающих слез… Где просторы пустынь ледяные… – Там теперь задымил паровоз, – закончил Богдан самым лирическим тоном. И никто не проронил ни слова о злосчастном приключении Быкова в мире невесомости. В планетолете снова воцарились покой, тишина, обычная, почти земная жизнь. Быков и Дауге сидели в кают-компании за шахматами, когда вошел озабоченный Крутиков. – Слыхали новость, ребята? Быков вопросительно взглянул на него, а Дауге, покусывая ноготь, спросил рассеянно: – Что там еще случилось? – Связи нет. – С кем? – Ни с кем нет. Ни с Землей, ни с «Циолковским». – Почему? Крутиков пожал плечами, запустил руку в буфет и достал вафлю. – И давно нет связи? – Больше часа. – Крутиков с хрустом раскусил вафлю. – Ермаков с Богданом все перепробовали. Шарили на всех волнах. Пусто, хоть шаром покати. И что удивительно – обычно всегда наткнешься на чей-нибудь разговор. А сейчас на всем диапазоне мертвая тишина, словно на морском дне. Ни единого звука, ни единого разряда. – Может быть, аппаратура испортилась? – предположил Дауге. – Все три комплекта сразу? Вряд ли. – Или антенны не в порядке? Штурман пожал плечами. Дауге пробормотал: «Опять не все слава богу» – и смешал фигуры. – Где Володька? – У себя, наверное… Быков тронул Михаила Антоновича за рукав: – Может быть, разладился только прием и они нас слышат? – Все может быть. Но вообще – весьма странно. Вдруг ни с того ни с сего отказали все радиоустановки сразу. Никогда еще такого не бывало. Правда, Ляхов предупреждал… Но… это, понимаешь, как-то тревожно… неуютно как-то… Быков с симпатией посмотрел на его доброе круглое лицо с маленькими грустными глазками. – Да… я понимаю, Михаил Антонович. Действительно, стало очень неуютно. Смутное предчувствие несчастья овладело Быковым. Может быть, потому, что всякая, даже ничтожнейшая неприятность на межпланетном корабле представлялась ему большой бедой. Но и Крутиков, по-видимому, испытывал нечто подобное, а уж его никак нельзя было заподозрить в мнительности новичка. – Не вешайте носа, друзья! – с наигранной веселостью воскликнул Дауге. – Пока ничего страшного не случилось, не правда ли? Ну, временно потеряна по каким-то причинам связь. Но двигатели в порядке, продовольствия достаточно, «Хиус» идет по курсу… Крутиков вздохнул. И опять Быков понял его. Для них, детей Земли, связь была единственной живой, ощутимой ниточкой, протянувшейся к ним с родной планеты. И обрыв этой животворной ниточки, даже временный, действовал угнетающе. Быков вдруг каждой своей кровинкой ощутил глухое, невероятное одиночество «Хиуса». Десятки и сотни миллионов километров безмолвной пустоты свинцом легли на плечи, отрезали от других миров и от матерински теплой, родной Земли. Десятки и сотни миллионов километров ледяной пустоты… Эти невообразимые пропасти – вовсе не «ничто». Нет, они живут какой-то своей особой и непонятной жизнью, по каким-то непостижимым законам, сложные, коварные… Быков взглянул на Дауге, рассеянно перебиравшего шахматные фигурки, и ему стало стыдно. Достаточно того, что он струсил тогда, перед стартом. Ведь самое страшное, что может произойти… Да почему что-нибудь вообще должно произойти? – Новые шалости нашего возлюбленного пространства, – сказал, входя, Юрковский. – Как вам это нравится? – Совсем не нравится, – буркнул Дауге. – Перестань паясничать! Надоело… На Земле Краюхин с ума сойдет. – Ну, за старика бояться нечего! Голова у него покрепче, чем у нас с тобой. Мне кажется, связь исчезла потому, что участок пространства, где мы сейчас находимся, так или иначе непроходим для радиоволн. Объяснить не берусь, но… Во всяком случае, на радиоаппаратуру сваливать нечего. И тем более на антенны. – Фантазер! – вздохнул Михаил Антонович. – Видал? – Юрковский указал на него пальцем. – Что ни пилот, то консерватор и скептик. Ничем их не проймешь. Даже фактами. – Ну где ты видел, чтобы пустота не проводила радиоволн? – До сегодняшнего дня – нигде. А Ляхов видел. И я сейчас вижу, достопочтенный скептик. Тебя даже фактами не проймешь. – Видишь? – Вижу. – Шиш ты видишь, Владимир Сергеевич! – Я вижу шиш? – с подчеркнутой вежливостью спросил Юрковский. – Ага. Юрковский повернулся на каблуках и пошел из каюты. На пороге он остановился: – Рекомендую всем присутствующим подняться к входу в рубку. Вам, возможно, удастся услышать кое-что интересное. Крутиков досадливо поморщился и снова полез в буфет за вафлей. «Фантазер, фантазер», – бормотал он. Но Дауге промолчал, а Быков в глубине души чувствовал, что прав, вероятно, все же Юрковский. Они поднялись по трапу до раскрытой двери рубки и присоединились к Юрковскому, сидевшему на ступеньке. Из рубки доносился монотонный голос Богдана: – Земля, Земля… Вэ-шестнадцать, почему молчите? Земля, Земля… Я «Хиус». Вэ-шестнадцать, почему молчите? Даю настройку: раз, два, три, четыре, пять… Наступило молчание. Дауге и Быков переглянулись. Юрковский задумчиво поглаживал подбородок. Послышались щелчки каких-то переключателей. Богдан со вздохом сказал: – Ничего, Анатолий Борисович. Тихо, как в могиле. – Попробуйте снова на длинных волнах. – Слушаюсь. После минутной паузы Спицын заговорил снова: – Ну хорошо, положим, что-нибудь не в порядке с антеннами. Но ведь такую радиостанцию, как на Седьмом полигоне, можно принимать прямо на корпус. Да и что могло бы случиться с антеннами? Ничего не понимаю! Ведь ни звука, ни шороха… Конечно, Ляхов прав. Это все наша скорость… Земля! Земля! Вэ-шестнадцать, почему молчите? Я «Хиус». Даю настройку: раз, два, три… |