Онлайн книга «Две сестры и Кандинский»
|
Да, да, в ее постели симпатяга музыкант Максим Квинта. * * * Одна из их первых встреч (из той глуповатой и прекрасной поры, когда Ольга много смеялась) виделась ей уже прощальной. Одна из первых, стремительная, а уже, казалось, прощальная: — Точка, Максим. Точка… Я старше вас. Старше года на… — На четыре… Полная ерунда. Я, Оля, все о вас знаю. Больше, чем о себе знаете вы. Если… Если в прицеле любовь… Сердце рок-музыканта не выбирает грандиозных слов… Вот так ломано он поначалу говорил. — Ах, ах! — не могла не сказать, смеясь, Ольга. — Если есть песня. Если слова песни в десятку совпадают с музыкой — зачем другие?.. Я хочу этими же словами. Прямо из песни… Останься. На первом же пороге… Не уходи… Останься. Хоть на один денек… Останься. Я боюсь тебя потерять… — Отличную песню нашли себе в помощь. — Я каждый раз включал ее в записи… Или вживую со своими ребятами исполнял вам навстречу… — Теперь вспомнила. — Да, да! Останься!.. Едва вы выходили из своей студии. Останься!.. Вы еще и шага не сделали. — А я все думала, почему эти страдальческие вопли так ко мне привязались. Оказывается, вы! С умыслом!.. Направленно терзали мои бедные уши. — Я старался. Для вас. — Бросьте!.. Сквозь этот немыслимый пивнушный шум-гам вы слышали, как я выхожу? Как открывается моя дверь? — У рок-музыкантов особый слух. Ольга только смеялась. Но музыкант вдруг попросил: — А можно ли оставить вам кассету? С песнями моей группы? — Надо ли? — Меня здесь больше не будет… Нас всех не будет. Моего барабанщика выкинули на улицу. И вообще… Слышали?.. Этот кретин Константа успел — нашу шумную пивнуху перевел на чай и сушки. Кафешка пуста. Разумеется, безлюдье. Хозяйчик, разумеется, зол… — Заведение прогорит, — смеялась Ольга. — Да и кому? Для кого здесь теперь музыка? Здесь скоро будут грызть газеты!.. Ольга!.. Я оставляю вам одну-единственную кассету? Ту самую, а?.. Там для вас «Останься»… — Зачем? — Просто моя музыка. А меня не будет. Отдал ей кассету и ушел. «Вот так и появился в моей полгода как освободившейся личной жизни этот Максим… Красивый молодой мужчина… И его глаза. Такие же голубые, как и его несвежая, увы, рубашка в тот вечер… Он не говорил, что любит меня. Но он говорил, что я — его жизнь… Что я — его душа… его мысль… его рассветы и его закаты». «Хотя на секунду кольнуло. Мне не понравилось, когда он назвал Константу кретином». * * * Ольга смотрит на спящего. Она все еще топчется на своей подслащенной мысли — мол, есть разница в возрасте… Но есть же, мол, и плюсы. Максим талантлив! Всегда весел! Хотя и не слишком востребован… Зато как энергичен!.. Непроста и его рок-группа. Ребята, как объясняет их сам Максим, гениальные, но проблемные. Особенно это относится к барабанщику, он же ударник, он же проблемно большой любитель поддать. Ага! звонок пробился!.. Голос Инны протиснулся в телефонную трубку: — Он еще спит? — Спит. А Максим уже сел в постели. Быстро натягивает простенькие спортивные штаны. Зато его футболка с немыслимо ярким рисунком. Пара попугаев вроде бы застряла там, на его спине, занявшись любовью… Попугай — веселая птичка! — Все, Инночка… Прервем, сестренка, нашу болтовню. Максим… проснулся. — И сейчас будет гнать сок из свежей морковки? Ольга смеется: — Ты уже все-все знаешь. — Сок из морковки. И заодно сок — из тебя? — Но-но. Не преувеличивай. — Не буду. Так что там новенького насчет проблемно пьющего барабанщика? * * * Однако, в отличие от предыдущей ее любви, теперь не Ольга суетится возле любимого, а наоборот — ее Максим, вот он, весь-весь со своей любовью и со своей повторяемо дробной утренней заботой! Суетливый и красивый! Он варит Ольге какой-никакой кофе. Он делает морковный сок. Прибирает на столике… А Ольга, вся обмякшая от любви и любовного недосыпа, застыла в единственном здесь кресле. И почему бы молодым музыкантам — сейчас лето!.. — не выступать иногда здесь же, в ее полуподвальной К-студии?.. Ольга предлагала. Рвалась помочь. Она, скажем, сама могла бы нарисовать им зазывные, модерновые афишки… Однако Максим отказался наотрез. Даже вспылил! Человек с идеями! Сейчас у него запущена в работу одна из его, как знать, великих мыслей — выступать с рок-группой в глухих местах мегаполиса. В спальных районах Москвы. Простые люди — вот его интерес. Усталые и отупевшие, едва ползущие с работы домой дохляки, — да, да, они!.. именно они будут слушать его «живой рок»! Работяга или, пусть, задолбанный тощий офисный клерк. Или женщина с неподъемной авоськой… пусть они, эти трудяги, рабы, эти продавленные жизнью стулья, приостановятся посреди хмурой, вонючей улицы… прислушаются… и пусть хоть на миг… причастятся к диковатому небесному звуку современной музыки!.. Круто? Живой рок как живая вода ополоснет их загаженные души… остудит! омоет умученные, вялые лепешки их лиц. Распрямит их дневные горбы… И пусть взвоет саксофон, взвоет суперсоло! прямо хоть из мусорного бака!.. Максим называет это «работать на пленэре». И круто звучит — и заодно дистанционно, вскользь, по-взрослому заигрывает с когдатошним небрезгливым французским импрессионизмом! — Слышь, Оль. Сегодня барабанщик должен быть особенно в ударе. Мы будем играть, клянусь, на самой грязной и скучной… на самой дохлой окраинной московской улице. Там блюют прямо на тротуар. — Максим! — Серые офисные мертвяки! Людишки! Но когда они слышат мою рваную музыку — гениальные наши импровизации, — они столбенеют. У них светлые глаза! Светлые и печальные. Дворники, клянусь, плачут первыми!.. Это правда, Оля, — плачут! Если улица получше и почище… Мы всегда начинаем возле дворника… Слезы сразу — это так прекрасно!.. А ты, Оль?.. Как ты без меня? Без меня целый день — это ведь тебе нелегко, а? Вот и морковный сок… Максим ставит на столик возле Ольги. — Оль, ты слышала — я спросил. Без меня минута за минутой — это ведь тебе нелегко теперь, а? — Да, милый. — Будешь продолжать свою книгу о Кандинском? — Как всегда. — Но сначала сок… Максим вдруг колеблется. Небольшая проблема: — Сок сначала? или кофе?.. Здоровье? или легкий разврат? Он готов позаботиться и, рванувшись к плите, подсуетиться заново: |