Онлайн книга «Две сестры и Кандинский»
|
А вот уже вступила Инна, — первая из сестер, преодолев замешательство, она радостно бросается к приехавшему: — Артем!.. Приехал? Вернулся?.. Проходи, проходи. Не чужой. Мы все и всегда тебе рады… Обнимает его. Артем, после Инны, уже больше готов к необходимому (рано или поздно) объяснению с Ольгой. И несколько виновато, с точно отмеренным чувством, он разводит руками: — Извини, Ольга. У меня ведь остался твой ключ. И потому мы сами вошли. Мы прямо с поезда… Нам не удалось предупредить тебя звонком. Ольга отвечает просто, без эмоций: — Мы рады тебе, Артем. Артем оправдывается уже смелее, уже чуть шутливо: — У меня оказался ключ… от прежней жизни. Надо же было вернуть ключ хозяйке. Вдруг гаснет свет. И вновь загорается. Возможно, кто-то из только что вошедших задел… Возможно, новенькие здесь Женя и Женя… Что-то… где-то… слегка задели! И тотчас заскучавший, вызванный к жизни молодой голос читает из молодого Кандинского: «ЖИВОПИСЬ — ЭТО ВЗРЫВ КРАСОК…» И снова голос — жесткий канон, уже с мощью в звуке: «ЖИВОПИСЬ — ЭТО ВЗРЫВ…» Артем вновь в восторге: — Боже мой!.. Взрыв! Мятеж красок!.. Всё в точности как было! Подумать только: модерновый Кандинский — знак неменяющегося консервативного бытия. Инна: — Да, да, Артем. У нас нет перемен. Ольга раздумчиво: — Но зато уже так много поломок. — А кто там — я на входе заметил — чинит проводку? — Это же наш Коля… Коля Угрюмцев. Между прочим, к нам ты, Артем, его привел когда-то. Помнишь? — А!.. Пацан? Который с пейзажиком? Инна по-хозяйски сзывает, торопит к столу Артема и его небольшую юную свиту: — Проходите, проходите… Берите стулья — и к чаю. У нас как раз чай. Ольга: — У нас всегда чай. Инна: — И отдых с дороги. Артем качает головой: — Какой отдых. Мы, Инна, завтра же уезжаем. Мы к вам по конкретному делу и ровно на одни сутки… У нас, увы, воронежские возможности. Сосчитаны минуты. Минимальны деньги. У нас все на бегу. Инна кокетничает: — Даже родственные поцелуи? Артем служебным голосом: — В особенности родственные. А Женя и Женя двойным эхом вторят Артему: — Мы по делу. Мы по делу. * * * Первым из внезапных сегодняшних гостей Ольга, не говоря лишнего, представляет Батю: — Это — Сергей Сергеич. Наш недавний, однако уже очень хороший знакомый… Мужчины пожимают руки. — А это Артем… Общественный деятель… Наш Артем Константа… Артем возражает: — Какой деятель! Не выдумывай, Оля! Я бывший деятель… Все в прошлом… Я — школьный учитель. Школьный учитель в летнем отпуске. Инна, неся чашки, кричит на ходу: — И бывший почти родственник. Ольга: — Инна!.. Будешь шутить за чаем! Но Инна на нерве, с праздничной откуда-то легкостью, кричит: — Всё и вся побоку: чай с дороги — это святое!.. Наш скорый гостевой чай! Ольга продолжает знакомить: — Сергей Сергеич — пенсионер. Он человек необыкновенный. Он москвич, но, выйдя на пенсию, уехал к своим друзьям в Сибирь. И живет теперь постоянно у сибирских друзей день за днем, месяц за месяцем… Батя: — Год за годом. Артем: — Хорошо вас понимаю… Это зов. Я называю это корневое просыпающееся в нас чувство — зов. Нас всех зовет… Нас зовут прежде всего холмы. Иногда зов горестный! Иногда постыдный!.. Но всегда — заживляющий! Врачующий! Поэтому от холмов нам не убежать… Холмы прорастают. Из нашего прошлого — в наше, казалось бы, зачеркнутое будущее. Батя: — Замечательно вы сказали. Артем: — Когда-то философствовал! Батя: — Меня потянуло, можно сказать, позвало в Сибирь. К моим друзьям. Артем: — А меня — в воронежскую провинцию, где я когда-то родился и вырос. Женя: — Мы не в самом Воронеже, а под Воронежем. Женя: — Мы в пригороде под Воронежем. — Чай готов! — Инна кричит юным Жене и Жене. — Ну вы, воронежские, несите еще тройку стульев! — Константа… Константа… — припоминает Батя. — А знаете: мои сибирские друзья иногда о вас говорили… Вспоминали. Хвалили… Я-то сам плохо в нынешней политике… Не слежу. Но для них, бывших зэков и ссыльных, ваше имя звучно… На слуху. Женя: — Надо же! Ссыльные! В Сибири!.. имя на слуху. Женя: — Даже в Сибири!.. Запишем? Женя: — У нас будут самые свежие анналы. У них блокноты и магнитофоны. Но возможно, молодые люди слишком увлеченно, старательно и без должного отбора собираются писать новейшую Историю. Так что Артем их нет-нет и одергивает. Свежие анналы — абсурд. — Ребята. Еще раз предупреждаю вас — не мелочиться!.. Только важное. Только то, что касается Речи о цензуре… Инна весела, в мажоре: — Оля! Вечер удался. Согласись, сестричка, — свадебная торжественность все-таки чувствуется в воздухе… Разве нет?.. Во-первых, нагрянувшие пестрые гости!.. Ящик шампанского!.. Красивая невеста! Инна получает еще один сестринский подзатыльник. Все наконец расселись. Пьют чай. Артем объясняет свое здесь появление. Объясняет всем, но в первую очередь Ольге — он искренен и немного печален: — Оля… Это не воронежское тщеславие, поверь. Меня попросили восстановить, как была создана (извини за высокий слог) Речь о цензуре. Год назад… Которая тогда в Москве так полезно прозвучала… — Прозвучала мощно. Не умаляй! — прикрикнула Инна. — Люди попросили. Серьезные московские люди… Ты, конечно, забыла. А меж тем сегодня ровно год, как… год моего выступления… — Это была лавина! — кричит Инна. — Да. Сравнивали и с лавиной… С лавиной в высоких горах. Мальчонка, мол, вскрикнул — эхо ответило — и снега начали съезжать. Снега! Перемены в горах начинаются с детского вскрика. Так получилось… Таким вскриком оказалась моя Речь о цензуре. — Неужели год? — Ровно год, Оля. И вот старшие товарищи… из Москвы позвонили. Попросили меня припомнить подробности… факты… Как речь возникла. Откуда импульс… Припомнить мелочи тех судьбоносных дней. Не из тщеславия, поверь. — Год… И значит, год, как мы… — Ровно год, Оля. Ольга застыла с чашкой чая в руке. Артем совсем негромок. Он переменился. Школьный учитель знает свое место: — Присмотрись, Оля, к моим юным друзьям. Прошу любить и жаловать… Они все-таки в помощь моей смирившейся памяти. В поддержку моему иссякшему тщеславию. |