Онлайн книга «Смерть перед Рождеством»
|
Помощники вздыхают и удаляются. Мауритцон возвращается к своему обследованию. Из клуба доносится что-то вроде oh, what a laugh it would have been if daddy had seen mommy kissing Santa Claus that night [7], и Мауритцон подпевает без слов. * * * Вероятно, эти звуки плюс мысли об алкоголе и вызывают у меня новый приступ. Пот хлещет буквально из каждой поры. Я задыхаюсь и спешу – насколько в состоянии перебирать ногами, – прочь от места преступления, в переулок и дальше, на Дёбельнсгатан. Не знаю, как это выглядит со стороны, но я спотыкаюсь и жадно глотаю воздух. В глазах темнеет, и где-то между заградительной линией и трупом я валюсь на стену. Кирпич довольно холодный, но это лучше, чем на землю. Желудок выворачивает наизнанку. К горлу подступают непереваренные остатки хот-дога и кофе. И все это, смешавшись в однородную, дурно пахнущую жижу, вываливается на покрытый ледяной коркой снег с характерным булькающим звуком. Колени обмякли, и я падаю. Холод быстро проникает сквозь джинсы. Невыносимый запах пота мутит сознание, дрожь накатывает волнами – кажется, жизнь кончена. – Убийство – серьезное испытание, даже для людей закаленных, – слышу я голос одного из помощников. Туман прорезает молния фотовспышки. Я не сплю, просто глаза слезятся. Это все рвота. Голова идет кругом, в горле резь. Желудок… Держась одной рукой за стену, а другой шаря во внутреннем кармане, я поднимаюсь. Такое со мной уже было, последний раз день или два назад. Неужели с тех пор прошло так много времени? Но мое падение глубже, я медленно опускаюсь внутрь себя. Нет, это не Стокгольм парализовало страхом. Это не он затухает, как лампа. Это я. * * * На массивной холодной двери табличка «Тюрелль» над почтовой щелью. Я касаюсь звонка дрожащим указательным пальцем. Медлю. Что-то не так с этим мальчиком, который заставляет меня так нервничать. Меня мутит, но «Собрил» начинает действовать, погружая во что-то невесомое и теплое. Ноги все еще ватные, пот высыхает, я чувствую, как моя кожа идет трещинами. Не успеваю я нажать кнопку, внутри начинается движение, будто они меня ждали. Щелчок замка – и дверь осторожно открывается. Он маленький и тщедушный. С такими глубоко запавшими глазами, что кожа вокруг них кажется прозрачной. – Я болен, – сообщает мальчик. – Надеюсь, не смертельно? – Воспаление легких. – Он говорит, будто каждое слово стоит ему неимоверных усилий. – Как тебя зовут? – Йон. А тебя? – Йон, – повторяю я. – Хорошее имя. А меня зовут Лео, и я полицейский. Родители дома? – Папа уехал. За его спиной появляется женщина моих лет, как будто спросонья. На ней что-то вроде пижамы с застиранным портретом Боба Дилана на груди. – Ты открыл, Йон? – спрашивает она, кладя руки на плечи мальчику. – О чем вы разговариваете? – Понимаете… – Я смущен, но стараюсь взять себя в руки. – Я полицейский. Там, внизу, произошло нечто страшное, и, как мне кажется, Йон мог бы нам помочь. Мне хотелось бы поговорить с ним. – Могу я взглянуть на ваше удостоверение? Порывшись в кармане, протягиваю ей пластиковую карточку. Йон сжал губы, как будто никак не может решить, стоит ли впускать незнакомца в квартиру. Наконец нехотя отходит в сторону. – Сними обувь, – велит он. – Разумеется. Сколько тебе лет, Йон? – Шесть, – отвечает за мальчика мать. Она представляется Амандой. Ее рука теплая. Из тесной прихожей мы идем в гостиную, минуя кухню и родительскую спальню, дверь в которую приоткрыта. Я подхожу к рождественской звезде, установленной на подоконнике, огромной и красной. – Что же он такого мог там увидеть? – спрашивает мать. – Помнишь, Йон, – обращаюсь я к мальчику, – когда я был там, внизу… мы еще помахали друг другу?.. Это ведь здесь ты стоял тогда? – Здесь. – Что он такого мог там увидеть? – повторяет Аманда. Потом подходит к окну, выглядывает во двор и зажимает рот ладонью: – О боже… Она интересуется самочувствием Йона: выдержит ли он разговор со мной? – Я в порядке. – Хорошо, я… – Женщина замолкает, собирается с мыслями. – Я приготовлю вам чай. Хочешь, Йон? Мальчик пожимает плечами. Аманда неуверенно удаляется. Я пригибаюсь, уперев руки в бедра. Пытаюсь увидеть двор с высоты роста Йона. Даже в таком положении я все вижу, прежде всего Мауритцон, которая сейчас пытается снять с мертвеца обувь. Вокруг нее собралась целая толпа, и, судя по всему, Виктория от этого не в восторге. – От тебя воняет. – Йон морщит нос. – Правда? – Блевотиной. – Это моя куртка. Знаешь, полицейским часто приходится мараться в разной гадости. Не всегда успеваешь вовремя отскочить в сторону. – Но твои глаза… – Йон подозрительно щурится, – они такие красные… – Я не выспался. Некоторое время мальчик молчит, словно оценивает, насколько сказанное мной может быть правдой. И в конце концов как будто решает для себя принять мой ответ. – Там кто-то лежит. – Да. – Я поднимаюсь. – Именно так. – Он мертв? – Именно так. Я ищу, куда бы сесть, и высматриваю кожаное кресло рядом с низким стеклянным столиком. Опускаюсь на один из широких подлокотников. В этот момент Йон вдруг заходится в кашле. В горле его что-то булькает, как в засорившейся канализационной трубе. В лицо бросается кровь. Аманда, похоже, забыла, зачем отправилась на кухню, или передумала по дороге. Она возвращается со стаканом воды, ставит его на стол, а сама садится на диван и накрывает ноги пледом. – Ничего, если я составлю вам компанию? – Разумеется. – Я поворачиваюсь к окну. – Ты смотрел на меня отсюда, Йон. Ведь так? – Да. – Как долго ты стоял возле окна? Мальчик скрещивает на груди руки. – Совсем немного. – Можешь рассказать, что ты видел, когда подошел? Что происходило там, внизу? – Ничего не происходило. – Там что, никого не было? Он качает головой: – Они подошли потом. – Когда? Йон снова кашляет, на этот раз слабее. – Ты спрашиваешь, который был час, но я пока не понимаю по часам. |